Давид Юм
Шрифт:
Этот инстинкт представляет собой чувство массового сопереживания, со-чувствия, которое потом переходит в чувство коллективизма; оформляется, закрепляется и усиливается этот инстинкт по законам ассоциирования. Созерцание счастья других людей пробуждает, согласно Юму, в сознании человека приятные переживания (о широкой распространенности чувства зависти Юм здесь забывает), а несчастья — переживания неприятные, гнетущие. Человек стремится к повторению приятных переживаний, и это стремление переходит у него в устойчивое желание радости и пользы всем окружающим лицам. В конце концов чувства человеколюбия «охватывают все человеческие существа» (19, т. 2, стр. 316). Впрочем,
Принцип «симпатии» был впервые введен в английскую этику Ральфом Кэдвортом и Ричардом Кемберлендом (см. 63а, стр. 211). Писали об этом принципе, как было отмечено, также Шефтсбери и Хатчесон, и они называли его прямо «моральным чувством». После Юма об этом писал А. Смит. «Симпатия» в сочинениях этих мыслителей выглядит подчас очень по-разному, однако во всех случаях она фактически затушевывает факт наличия глубокого классового антагонизма в буржуазном обществе, а в то же время — партикуляризма и индивидуализма в среде господствующего класса. Можно выявить и другие ее функции.
Так, «симпатия» призвана была стимулировать благотворительность как средство некоторого смягчения недовольства, зреющего в «простом народе», и обосновывать единение всех «джентльменов» друг с другом, то есть их внутриклассовую солидарность. Она должна была приукрасить и унылый образ Юмова примитивного человека-эгоиста как импульсивного, неустойчивого в своих поступках животного (сам Юм как личность не был похож на этот образ), и общую картину кричащих противоречий капиталистической Англии.
Ханжескую маскировку с этих противоречий смело сдернул Б. Мандевиль в своей знаменитой «Басне о пчелах», где он показал, что интересы участников капиталистического производства сталкиваются друг с другом и выгода одних означает несчастье и горе других людей. Все вполне хорошо или скоро будет вполне хорошо, уверяет, напротив, своих читателей Юм. Он надеется на то, что с помощью механизма симпатических чувств повсюду распространятся и будут прочно утверждены «счастье человечества, общественный порядок, семейная гармония, взаимная поддержка друзей» (19, т. 2, стр. 223).
Что касается психологической подоплеки «симпатии», то в соображениях Юма была доля истины. В развитом классовом обществе осознание общности своих интересов имеется и в среде господствующих классов; тем более оно свойственно классам угнетенным, что отмечал Энгельс. Но важную роль чувства солидарности играли и в процессе антропогенеза, при переходе от животного к социальному миру. Наблюдения этнографа Б. Малиновского над функциями языка в малоразвитых человеческих сообществах выявили, например, наличие процесса становления чувства архаичного коллективизма в смысле готовности к совместным действиям еще до того, как это чувство могло бы быть охарактеризовано как племенное, родовое, классовое и тому подобное самосознание.
«Симпатическая» теория Юма возникла как своего рода «усовершенствование» и способ взаимосближения гедонистических и утилитаристских тенденций его этики, но она все же не привела к объединению их в целостное учение. У философа остался разрыв между утилитаризмом (принципом справедливости как пользы) и альтруизмом (универсальностью чувства любви к ближним), между социально выработанными принципами и естественными порывами человека. Польский исследователь истории философской антропологии Богдан Суходольский считает даже, что Юм был первым философом, который увидел действительную глубину этого разрыва
Глава VI. Эстетика и литературная критика. Красота и удовольствие
Более последовательной, чем в этике, является концепция, развитая Юмом в области эстетики, теории искусства и литературной критики. Здесь есть свои противоречия, но есть и глубокие синтезирующие тенденции, не замеченные всеми теми, кто видит в эстетике Юма лишь стремление утвердить и в этой области исследования агностицизм, свести все учение о прекрасном к тезису «о вкусах не спорят».
Этика Юма — более важная, чем думают, часть его учения о человеке и человеческой природе, проливающая новый свет на его взгляды и их эволюцию.
Для того чтобы разобраться в хитросплетениях эстетики Юма, остановимся вкратце на ее связях с «предысторией». Эстетические теории в Англии XVIII в. во многом опирались на философию Д. Локка вообще и на его теорию познания в особенности, хотя было бы упрощением полагать, будто вся английская эстетика XVIII в. уходила корнями в Локково мировоззрение. Сам Локк не очень-то уважительно относился к искусству. Идеи сенсуализма Локка были преобразованы Беркли в духе субъективного идеализма, и это не осталось без воздействия на эстетические учения. С другой стороны, понятие сенсуализма под влиянием платонизма, который имел опорную базу в Кембридже, стало изменяться в другом направлении, что также повлияло на эстетические теории, сужая их исходную сенсуалистскую базу и внося в их категории произвольные толкования. Типичная для сенсуализма Локка проблема «вторичных» качеств породила ряд специфических вопросов эстетики Юма, вызвав в ней как трудности, так и наметив возможности их преодоления. Те метаморфозы, которые сенсуализм претерпел после Локка в Англии, породили разные варианты приложения Локковой концепции «вторичных» качеств к эстетике.
Для эстетики Юма характерна связь с его этикой в нескольких отношениях.
Во-первых, в том, что оба этих его учения были основаны на его агностической теории познания и недооценке мышления. Юмова концепция человеческой природы, сознания (the mind) человека и ассоциативной основы всей психической жизни определила многие нюансы его построений как в этике, так и в эстетике.
Во-вторых, в том, что Юм, попытавшись преодолеть крайности субъективизма в вопросе о нормах художественного творчества, восприятия и оценки, пошел на сближение своей эстетики с учением об истоках и содержании добродетели и справедливости.
В-третьих, Юм не миновал общего для всей английской этики и эстетики XVIII в. стремления выявить глубокие внутренние связи между добродетелью и красотой. Этой тенденции не избежал ни один крупный представитель английской культуры этого времени. У Шефтсбери, положившего начало спорам о ценностных понятиях, эта тенденция шла от платоновских построений, у Беркли и Э. Бёрка — от религиознохристианского отождествления «божественного» с истиной, добром и красотой. Юм опустил эту проблему с туманных высот на землю, стремясь вывести ее постановку и решение из анализа самого человека, его психического содержания и практического поведения. Этот подход к данной проблеме унаследовал от него А. Смит.