Давите их, давите
Шрифт:
Ревнивый «фазендеро» приблизил ко мне потное лицо с красными веками, из которых торчало по две-три белых реснички:
– Тебе где ее выдавали, курва? В гестапе? Ты кто - Штирлиц, что ли? Или папашка Мюллер?
– Фашист он, - лениво произнес громила и рыгнул.
– Красный, коричневый. Всякий. Зубы на Россию точит, мразь!
– Больше не будет.
– «Фазендеро» ударил меня рукояткой пистолета по челюсти.
– Нечем теперь кусаться.
Я не удержался на ногах и на мгновение потерял сознание. Очнулся от пинка в ребра. Надо мной висело широкое тупое лицо: злобные прозрачные глазки,
– Ты что мокрый, сука? Ты чью кровь на себе замывал? Братанов наших?
– Сказал бы уж - «корешей». Каждый вопрос сопровождался ударом. Он все больше заводился, набирал обороты, вгонял себя в истерику. Ему, уставшему от крови, надо было раскачать себя на «праведный гнев». «И тогда, в азарте, уже не остановится, забьет», - тоскливо подумал я. И решил молчать, будто в полуобмороке.
– Что ж ты, сволочь, на своих пошел? А еще присягу давал!
– Ну не тебе же, - все-таки пробормотал я, царапая язык осколками зубов. И снова получил ботинком по ребрам.
– Во, падаль! То молчит, то разговаривает. Слава, куда его? Или здесь кончить?
– Передадим кое-кому. Там с ним разберутся. Он кое-что рассказать должен.
Тупомордый приподнял меня за шиворот, подтащил к дверце и выкинул из автобуса.
Там приняли другие, пинками поставили на ноги, погнали к «уазику», бросили внутрь.
– Голову вниз! В окно не смотреть!
Долго петляли по городу. Остановились. Кто-то вышел из машины, послышался короткий неразборчивый диалог. Толком уловил одну фразу: «Информацией делимся - такое условие…» Поделитесь, как же, мне одному-то ее мало. Да я уже и забыл все. Замкнул на два оборота.
Вытолкнули из машины, втолкнули в стоящий впритирку большой джип, бросили на пол. Один из сидящих в нем, в гражданке, поставил мне ногу на голову, прямо на ухо.
Хлопнули дверцы - снова поехали. И снова молча кружили по городу. Где-то постояли - послышался визг ржавых воротных роликов, - куда-то въехали.
Пинок в ребра, простой такой, доходчивый - мол, поднимайся, мужик» приехали.
Осмотреться не дали - из дверцы машины в дверь задрипанного особнячка (я потом, если выберусь, найду его и взорву к чертовой бабушке со всеми обитателями), прогнали коридором, швырнули в крайнюю комнату.
Здесь трое парней (кто - за столом, кто - на столе) пили и закусывали. Обернулись, разглядывая меня.
– Этот живым не уйдет, - услышал я за спиной.
– Принимайте его, ребята, развяжите ему язык.
И дальше было совсем уж неинтересно. Да и не все запомнилось.
Но парней этих умелых не забуду. Отстреляю, клянусь, если жив останусь.
Так и пробормотал в один из перерывов в «работе»:
– Ребята… если уйду от вас… всех достану… Я вас не забуду… Никого… не обижу.
– Видно, не в себе был, что-то с головой, разоткровенничался.
– Я его боюсь, - с издевкой сказал тот, что постарше.
– Придется его замочить.
…Устали… Покурили… Выпили… Привели какую-то бабу… Отдохнули по очереди… Снова взялись…
Битья почти не помню.
Помню: сажали на стул, заворачивали за спину руки, сцепляли наручниками - и пластиковый пакет на голову. Задыхался, падал вместе со стулом и дергался в конвульсиях на мокром
Помню хвастливые разговоры - кто как поохотился за девками, за барахлом. Помню дурацкие вопросы: про каких-то депутатов, про каких-то «замоченных» мною корешей, про какое-то оружие - где я его спрятал? Про какие-то деньги - куда я их дел? И вот совершенно едва помню вопросы о Прохоре: где, мол, этот «писака» скрывается с документами?…
Вопросы помогли мне немного определиться. Ясно, что за участие в обороне Белого дома меня не похвалят. Ясно и то, что расторопный Слава сдал меня ребятам Махноты. А у них есть ко мне объективные претензии. В свое время я изрядно прополол их ряды.
Но это, стало быть, не все. Если они выбивают из меня Прохора, значит, как-то просочилась информация, что я укрыл у него свои деловые бумаги и, в частности, разработки по группировке Махноты на тему: «Развитие криминальной интеграции по вертикали в переходный период российской экономики». В этом материале было только одно слабое место - в той его части, где вопрос касался вертикальных связей, засветились такие влиятельные лица, что я благоразумно не вошел со своими предложениями к руководству, а отложил их до лучших времен. В квартире Прохора. Эти бумаги - и моим коллегам, и бандюгам Махноты - что стакан холодной воды в пустыне. После недельной жажды под жестоким солнцем.
Такой вот расклад…
На ночь оставили в этой же комнате, на полу, приковав наручниками к батарее. Наутро пришли снова. Полные сил…
Пить не давали. Хватал холодные брызги, когда отливали водой.
Помню на какой-то день, третий вроде, появилось испуганное лицо молоденького парнишки (Витя, кажется), который под наблюдением отдыхающих «старших» неумело и слабо стучал мне по голове рукояткой пистолета и… выронил его.
Я подхватил пистолет. Старшой шарахнулся к двери и замер, уставившись мертвыми от ужаса глазами в дырку ствола. Витя присел и схватился руками за голову. Двое других вскочили, вдавились в стену. Ну, мразь, мой черед пришел!…
Палец уже сам собой сгибался на спусковом крючке. Ну и что? Конец? Этих завалю, двоих еще достану в лучшем случае. И все? Мне мало этого. Надо живым уйти, чтобы полной мерой отвесить, кому что от меня положено…
Я бросил пистолет под ноги Вите. Он долго не мог засунуть его в плечевую кобуру дрожащей рукой.
Старшой дал ему подзатыльник и подошел ко мне вплотную:
– А ты шутник!
Теперь били меньше. Можно сказать, почти не били. Уговаривали. Сами не зная - зачем. Чего-то ждали. Распоряжения? Анализа обстановки? Решений руководства?
Покормили какой-то дрянью. Пить не давали, пить приходилось, когда водили в туалет. Почему-то в другое здание, вроде флигелька. По дороге я приглядывался - как бы дать деру. Надо, надо уматывать. Хоть какой-то шанс.
Здания были окружены кирпичной выщербленной оградой, метра в два высотой. Пока она мне по силам. За ней, судя по деревьям, парк или сквер.
Через двор водили в наручниках. В сортире конвоир их снимал. Ну и что? Не справиться мне сейчас с ним голыми руками. Теми же наручниками по башке и влепит…