Дай лапу, друг медведь !
Шрифт:
С тех пор широкое поле, что окаймляло былой хутор, так и называлось - Стрелиха, под этим названием значилось оно и во всех колхозных документах.
На бугорке, где прежде стоял дом, густо разрослись ивовые кусты. Каждую весну трактористы опахивали этот крохотный клочок земли с высокой березой да зарослями ивняка. Но когда председатель колхоза распорядился выкорчевать кусты и старую березу, чтобы они не мешали в работе, колхозники Овинцева, те самые, которых в малолетстве пестовала старая Стрелиха, не позволили выполнить это распоряжение: для них береза была памятью о славной и доброй женщине. Так эта береза и стоит до сих пор посреди поля.
– Давай тут!
– предложил Валерка, оглядывая старое дерево.
– Видишь, какая она суковатая, и все поле с нее видать!
Андрюшка возразил:
– Дедко Макар сказал, что на краю поля делать надо. А на этой березе медведь сразу нас увидит.
Долго бродили ребята вокруг Стрелихи, подыскивая подходящие для устройства лабаза деревья. Валерка таскал под мышкой длинную доску, а Андрюшка - прямой березовый кол. Они уже не раз влезали на приглянувшиеся осины и березы, но приладить доску, чтобы она была незаметна и держалась крепко, не удавалось.
– Попробуем еще здесь, - предложил Андрюшка, остановившись возле трех берез, растущих из одного корня.
Валерка задрал голову. Толстые белые стволы с зеленоватыми узорами лишайников на коре метров на пять от земли не имели ни единого сучка. Зато выше сучья были корявые и толстые.
– Высоко лезть. Без сучьев-то...
– с сомнением сказал он.
– Заберемся!
– И Андрюшка первым полез на березу, которая была потоньше.
Грузный и мешковатый, он лез неуклюже, обхватывая березу руками и ногами, при этом надсадно пыхтел, но все же подвигался вверх и добрался-таки до нижнего сука. Взгромоздившись на этот сук, он протянул руку вниз:
– Давай доску!
Валерка вставал на цыпочки, но подать доску не смог - она оказалась коротковатой. Тогда Андрюшка вытащил из кармана бечевку, размотал ее и конец спустил Валерке.
– Привяжи к доске!
Все получилось ловко. Андрюшка поднял на веревочке доску, положил ее на сучья, потом таким же способом принял от Валерки березовый кол.
– Лезь, все готово.
Валерка забрался на березу только с третьей попытки.
– Смотри, как крепко!
– полушепотом сказал Андрюшка и потрогал доску.
– Даже привязывать ничего не надо.
Друзья уселись рядышком, поставили ноги на березовую палку, огляделись. Край поля просматривался с шестиметровой высоты великолепно. Несколько редколистных веточек, которые оказались на уровне глаз, нисколько не мешали обзору.
– И все-таки их надо обломать, - сказал Андрюшка, вспомнив наказ деда Макара: "Как смеркнется, любой листочек помехой будет".
Но обломать ветки оказалось совсем не просто. Они были на концах толстых сучьев, рукой не дотянешься, и по суку приблизиться нельзя - под тяжестью тела сук прогибался и концевые веточки отдалялись еще больше. Однако Андрюшка и тут нашел выход. Он снял кол, что был положен под ноги, к концу его крепко привязал раскрытый складной ножичек, и теперь этим орудием обрезать тонкие ветки не составило труда.
– Вот и порядок!
– удовлетворенно сказал Андрюшка, когда березовый кол опять лег на свое место, под ноги.
Между тем время шло, и на поле спустилась тень.
– Все, молчим, - шепнул Валерка и замер, приготовившись слушать и смотреть во все глаза.
Андрюшка засунул руки в карманы брюк, втянул голову в плечи, чтобы воротник куртки прикрывал шею, и, как сыч, уставился на поле большими, широко расставленными глазами. В желтом, с легкой прозеленью овсе по кромке поля он сразу увидел беспорядочно проложенные узкие тропки. Местами эти тропки как бы расширялись, и сверху было видно, что там высокий густой овес смят, стебли перекручены. И он вдруг понял: тропки проложены медведями, а там, где овес смят и перекручен, звери кормились. Но это же всего в пяти-шести метрах от берез, на которых устроен лабаз! От волнения Андрюшка начинает сопеть.
Внизу что-то прошуршало и смолкло. Потом опять шорох... Затаив дыхание, ребята медленно наклоняют головы и напряженно смотрят вниз. А там - наполовину усохшая трава, прошлогодние листья, сучки - и никого! Но шорох слышится явственно. Там кто-то ползет или крадется. Может, это пробирается к полю медвежонок?
– Мышь, - чуть слышно шепчет Андрюшка.
Но Валерка и сам уже видит рыжую мышь с темной полоской вдоль спины. Мышь то показывается, то исчезает в траве. И все короткими перебежками подбежит и остановится, то ли вынюхивает что-то, то ли слушает. Ребята, затаившись, глядят на нее, будто видят впервые в жизни.
Мышь убежала, и опять тишина. Но ненадолго. Снова, теперь справа, шуршат чьи-то шаги. Ребята, как по команде, поворачивают головы: это уже не шорох мыши, а именно шаги! Кто-то идет осторожно, мягко ступая по земле. Но кто может тут ходить, кроме медведя?
Шаги все ближе и ближе. Валерка чувствует, как у него начинает сохнуть во рту, а Андрюшка, чтобы не сопеть носом, открывает рот и почти не дышит.
Но и это оказывается не медведь, а всего лишь обыкновенный зайчишка. Серенький, лопоухий и длиннолапый. Прыгает себе полегоньку, и ребята, глядя на него, понимают, что каждый такой прыжок они принимали за шаг. Им и смешно и невыразимо интересно смотреть сверху на зверька, который не подозревает, что за ним напряженно следят две пары человеческих глаз.
Заяц проскакал краем лесочка и нырнул в овес - тоже кормиться пришел!..
Смерклось. Откуда-то появились зеленоватые крохотные пичужки. С отрывистым стрекотом они перелетали с ветки на ветку, от дерева к дереву. Одна пичужка чуть было не опустилась на голову Валерки, но, встретив его взгляд, испуганно пискнула, затрепыхала полупрозрачными крылышками, поджав к животу тонюсенькие черные лапки, и взвилась в вышину. И долго еще было слышно, как она вскрикивала в вершинах берез, видимо предупреждая подруг об опасности. Новый звук, раздавшийся на кромке леса, заставил ребят вздрогнуть. Это было сиплое шипение, будто кто всасывал или выпускал воздух через тонкий шланг. Валерка и Андрюшка недоуменно переглянулись. Через секунду-две странный звук повторился, и вдруг отрывисто, зычно ухнуло в сумраке вечера: хху!.. Валерка аж подпрыгнул на доске, Андрюшка невольно схватился рукой за ствол березы. Над Стрелихой заметалось эхо. Спустя минуту в отдалении треснуло, будто кто переломил сухую палку.
– Слышал?
– шепотом спросил Андрюшка.
Но Валерка не в состоянии был ответить - язык будто присох во рту.
Андрюшка стал поворачивать голову, чтобы оглянуться назад, на лес. Ему показалось, что даже шея скрипит от напряжения.
Деревья стояли погруженные в темноту. Посмотрел вниз и поразился: земли не видно, лишь призрачно белеют стволы берез. А поле - поле по-прежнему казалось светлым. И не сразу Андрюшка сообразил, что, по мере того как темнота становилась гуще, овсяное поле незаметно для глаз сужалось, сужалось до тех пор, пока не превратилось в серовато-желтое пятно перед березами, а края поля и его даль давно поглотила темь.