Дай мне любить тебя
Шрифт:
— Добрый вечер. Я думал, мы ждем женщину? — протянул ладонь для пожатия незнакомцу. — Верховский Илья Алексеевич, владелец клуба.
Ему было лет тридцать пять на вид. Слишком бегающий взгляд, слишком потные ладони — он не внушал мне доверия. Я покосился в сторону Артура, тот сидел с невозмутимым видом.
— А для вас есть разница в вопросе пола адвоката? Вы не доверяете женщинам?
Я пожал плечами, опускаясь за стол. Понимал уже, что это попусту потраченные несколько минут моего времени.
— Женщинам в принципе доверять сложно. По природе своей они ветрены. Я ничего не имею против них, но доверить судьбу своего клуба…
Собеседник как то напрягся после моих слов, то и дело посматривая мне за спину. Я уже было хотел обернуться, но в этот момент к нам подошла дама. Она уселась прямо напротив меня.
— Насколько мне помнится, Илья Алексеевич, судьбу вашего клуба под угрозу подставила вовсе не женщина. Так к чему эти сексистские наклонности?
Ее фраза осталась без ответа. Я просто сидел и пялился на черноволосую незнакомку с зелеными глазами. Прибитый тяжелым предметом по голове. Дезориентированный, не верящий собственным глазам. Тот же голос, та же мимика. Вика.
— Илья Алексеевич, мне и самой совершенно не в радость приезжать в это захолустье и тратить свое время на вас. Но мой помощник обещал вашему другу помощь. Странно, что с такими убеждениями вы назначили нам встречу. Или вы даже не потрудились узнать, что ваш юрист будет женщиной?
Ее голос был холодным, лишенным эмоций. Бесцветный, сухой. Я не верил собственным ушам. Бл*ть, да она по стенке меня размазала, а я как идиот сижу и пялюсь на нее.
Твою мать! Как она изменилась! До неузнаваемости изменилась! Моя Вика была другой. Нежной, скромной, запуганной крольчишкой. А та, что сидит сейчас передо мной — высокомерная, наглая стерва. В ее глазах ни капли человеческого нет, замерзнуть там можно и сдохнуть. Льды Антарктики не такие безжизненные, как ее взгляд.
Красивая, холодная фарфоровая кукла. Она вела себя так, будто и не знает меня. Будто с такими, как я ей воздухом дышать противно. Я попытался взять себя в руки. Только чувствовал себя мальчишкой на экзамене. Поджилки тряслись, и в голове не единой мысли.
Зачем? На кой хер она появились здесь?! Пришла в ресторан и ведет себя со мной так, будто я никто ей. Спустя столько лет, спустя целую жизнь она вдруг объявляется. Спасти меня решила? Бл?ть, по венам поднимался гул. Первым порывом — вышвырнуть ее из ресторана. Но при мысли об этом, внутри что-то сжимается. Я не сделаю это.
— Не совсем понятны ваши выводы. Может, оставим это за спиной, и, раз вы приехали в наше захолустье, обговорим детали сотрудничества, Виктория Александровна?
Она посмотрела на меня с высока. Ни один мускул не дрогнул.
Глава 23
— Андрей, дай мне, пожалуйста, папку с документами, — она протянула ладонь своему помощнику.
Худенький, щупленький додик пододвинул к ней толмут с бумагами.
— Две недели назад во время одного из поединков скончался ваш боец, — пролистав несколько бумаг, Вика подняла на меня глаза. Ее тон был абсолютно спокойным, отстраненным. — Судя по документам, он прошел медицинскую комиссию и был допущен к соревнованиям.
А теперь мне даже нравилось то, как она себя ведет. Я не мог раскусить ее игру, но наблюдать было забавно. Откинулся на спинку стула, лениво разглядывая ее. Ни одной мимической морщинки на лице, ни одной эмоции в глазах.
Но даже ее холод и маска равнодушия не уменьшали красоты. Ресницы ее длинные, искусно начерченные природой брови, белоснежная кожа и пухлые розовые губы. Ничего не испортило ее внешне.
— В итоге ваш боец погиб прямо во время поединка, — она словно почувствовала мой взгляд. Подняла глаза и с раздражением посмотрела на меня. Я не смог сдержать улыбки. Как бы не старалась корчить из себя стерву — чувствует что-то. Злиться, раздражается, но реагирует.
— Вы же читаете, Виктория Владимировна. Так к чему этот разговор?
— К тому, что теперь жена погибшего заявляет, что у парня были проблемы с давлением… И вы помогли ему скрыть правду о состоянии здоровья. Более того, вы толкали его на этот поединок, потому что на кону были большие деньги…
А теперь я откровенно засмеялся. Посмотрел на Артура. Тот испытывал те же эмоции. Ваня Бешеный был прозван так не только за отвязную технику боя. Его поступки порой не вязались со здравым смыслом. И вопрос о снятии его с программы ставился многократно. Но Бешеный делал шоу, он был одним из хэдлайнеров клуба. Поэтому с ним мирились. Но что касается вопроса безопасности и здоровья — у нас с этим строже, чем в военкомате. При малейших подозрениях боец отсеивается. Бешеный сам не хотел терять бабки, вот и рвался в пекло…
— Честно говоря, я вообще не понимаю, на что надеется жена Вани, — подал голос Артур. — Все документы в порядке, у нас подписан договор где черным по белому сказано о том, что боец берет на себя ответственность за все риски.
Напарник Вики, тот самый щупленький в пиджачке, подался вперед.
— Мне интересно, а такой кабальный договор вы подписываете со всеми?
Я осек его взглядом. Хотелось поставить его на место, чтобы не нес полную чушь, не разобравшись в ситуации. Но этот дебил не стоил даже пары слов от меня.
— Получается, боец, ценой своей крови поднимает рейтинг вашего клуба, а вы даже мед помощи ему не оказываете? — раздается голос Вики. Перевожу на нее взгляд. Она смотрит на меня с толикой презрения. В венах кровь закипает от этого. По венам гул и давно забытое чувство в груди. Удушающее, не дающее вздохнуть.
— Боец поднимает огромные деньги в нашем клубе, и идет на бой добровольно, без принуждения.
Она изгибает свою идеальную бровь. А мне схватить ее хочется, и унести отсюда. Чтобы в чувства ее привести, и научить, как разговаривать с мужчинами нужно.
— И много таких самоубийц?
Считает себя выше меня? Считает себя святошей, а меня конченым м*даком? Ну не ей уж точно строить из себя невинную овечку.
— Много самоубийц. Потому что парням нужно кормить семьи и выплачивать ипотеки. А на должности простого рабочего или таксиста сложно срубить столько бабла…
Пиджачок снова воспрял духом.
— Вы так говорите, будто сами были в их шкуре…
Даже не смотрю на него. В глаза ей, в упор. Подаюсь ближе, чтобы каждое слово услышала, через себя пропустила.