Дайте мне обезьяну
Шрифт:
— Не надо!
Филимонов сам стал рассказывать — не о себе, о других — историю о тех двоих, — как они познакомились посредством собаки, и не могла выбрать собачка между потерявшим ее мужчиной и нашедшей ее женщиной, все смотрела то на одного, то на другого.
— Тебе ничего не напоминает? — спросил Филимонов.
— Что-то да… Дай подумаю…
— Ну что, что? — торопил Филимонов.
— «Каштанку»!..
— Да ты что! Правда?
— Причем — мультфильм!
Мультфильм!.. «Каштанка»!.. Вот тебе дежа-вю! Он ведь чувствовал, что это на что-то похоже!..
Только в «Каштанке» вообще женщин, кажется, не было — ни в рассказе, ни в мультфильме… Там два мужика… Не суть важно. Пусть припоминают, пусть ощущают смутную причастность к событию.
Бывшему редактору Филимонову никогда не доводилось редактировать Чехова.
Но мультяху он видел. Давно.
— Только, пожалуйста, очень тебя прошу, больше не рассказывай о своих любовниках.
— Не буду, — покорно Оля сказала.
Филимонову захотелось что-нибудь ей приятное сделать.
— Хочешь, мы тебе присудим второе место на конкурсе анаграмм? Приз дадут.
— Какой?
— Ну не знаю, вафельницу электрическую… Или утюг…
— А почему не первое?
— Первое место, по всей видимости, получит Харон. Он зав. терапевтическим отделением в «Притоках».
— Ну хорошо.
— Спи, дорогая.
Глава пятая
1
Филимонов сидел на веслах, на корме — Тетюрин с пакетом съестного, на носу — Косолапов. Бандана, украшавшая косолаповский череп, заставляла Тетюрина вспомнить о капитане Флинте, но Тетюрин вспоминал о другом: выключил ли он компьютер в гостинице.
Прокат лодки стоил 20 рублей. Предприимчивый мужичок в полинявшем картузе за те же 20 рублей предлагал банку червяков, но политтехнологи не собирались ловить рыбу.
Островок был крохотным — метров десять в длину, пять в ширину. Он зарос невысоким кустарником. Косолапов неудачно шагнул и обмочил ноги, лодка носом зарылась в песок, Филимонов обмотал судовой веревкой ножку скамейки — приплыли. Четыре зеленых скамейки обозначали квадрат, вместе они напоминали песочницу и окружали (оквадративали) аккуратненький, с безукоризненно гладкой поверхностью пень. Филимонов и Тетюрин расположились друг напротив друга, первый по правую руку от Косолапова, второй — по левую. Стол-пень застелили «Вечерними огнями». Поставили водку (0,7), положили закуску. Водка местной была, называлась «Камыш», а закуска простой — хлеб, нарезка полукопченой колбасы и сельдь в майонезе.
Филимонов разлил по дорожным стаканчикам.
— Ну, за знакомство, — сказал Тетюрину Косолапов.
— За вас, — обозначил себя Филимонов.
«Камыш» так себе был. Колбаса — тоже.
— Водка-то «Богатырская» когда в продажу поступит? — спросил Косолапов, неторопливо закусывая.
— Не раньше среды, — Филимонов ответил и уронил дольку селедки на белые брюки. — Ай! — Взял двумя пальцами, в рот положил. — Я разговаривал с поставщиками.
— А что раньше нельзя?
— Сам
Косолапов обвел окрестности взглядом. Хорошо ему было, он кайфовал. Тетюрин тоже искал точку для отдыха взгляду.
Лодочная станция отсюда была не видна, зато выступала из-за деревьев крыша мебельной фабрики.
— Ну как? — спросил Косолапов Тетюрина.
Тетюрин повел головой, мол, да.
Мимо проплывали на свежевыкрашенных лодках представители электората — барышни и кавалеры. Косолапову было радостно смотреть на отдыхающих избирателей. Закурив, он гадал, кто за кого отдаст свой голос: вон те, говорил Косолапов, — за «Честь и достоинство», а эти — определенно за «Справедливость и силу».
— Насрать они хотели на нашу силу, — произнес Филимонов.
— Не говори так, — сказал Косолапов.
Приход пришел; не дожидаясь максимума макси-морума, исполнили еще по одной.
— Здесь лучше, чем в ресторане, — озвучил Филимонов мысль Косолапова.
Тому на бандану стрекоза прибанданилась.
— Виктор, как вы думаете, можно ли сегодня Россию назвать логоцентричной страной? — спросил Косолапов.
Тетюрин ответил, что нет.
— Это спорный вопрос, — Косолапов заметил.
Поговорили о логоцентризме. О судьбах слова в России. О судьбах свободы слова в России. О судьбах России. И о слове «судьба», что оно значит — в России.
Продолжили. Косолапов похвалил тексты Тетюрина. На ты предложил перейти.
— Ничего себе, — заревновал Филимонов, — а мы с тобой целый год выкали.
— Иное время, — сказал Косолапов, — иная динамика.
Поговорив о работе, заговорили о женщинах. Косолапов тепло отзывался о Рите. Молодец. Трудоголик. Исполнительна и умна. И пойти за Богатырева согласна.
— Куда пойти?
— Туда. Замуж.
— Кто? Рита? За Богатырева?
— Брак временный, демонстрационный, ничего особенного.
— Как же она согласилась? — недоумевал Тетюрин.
— Так ведь это же ее работа, — вмешался Филимонов.
— Я думал, ее работа сидеть за компьютером, статистика и все такое.
— Круг лиц очень узок. Изобретаем по ходу действия, — объяснил Косолапов.
За женщин выпили.
А вот Жанна, дочь Несоевой, разочаровывает Косолапова. Зря выписали из далекой Франции. Кто ее дергал за язык заявлять в интервью «Вечерним огням», что она за легализацию легких наркотиков. С «Вечерними огнями» вообще нельзя связываться, наша газета «Живая вода». Этак от маман весь электорат отпугнуть нетрудно.
— Как тебе Жанна? — спросил Филимонов.
— Да не видел я Жанны никакой! Где ваша Жанна? Все: «Жанна» да «Жанна»!..
— Ты ей понравишься, — сказал Косолапов, похоже, сочувствуя.
— Ей Колян понравился, — похоже, злорадствуя, сказал Филимонов.
— Одно другому не мешает, — Косолапов перевел в средний род Тетюрина и Коляна.
Пожал плечами Тетюрин.
Поговорив о женщинах, заговорили об обезьянах. Тетюрин возьми и спроси, что это за прибаутка такая — «дайте мне обезьяну»; он уже раз пять слышал.