Дайте руку королю
Шрифт:
– Бульон? – спросил Сашка-король. Он стоит рядом. Мать глянула на него – чуть не ахнула. Но тотчас о нем забыла.
– Мы каждый месяц двести рублей присылали! Няне. Она нам отчеты писала… приносит тебе бульон и куриную ножку. Ежедневно. Из детского кафе. И яблоки, персики, финики…
Король взвизгнул. Впервые – сколько его знает Скрип. Выронив клюшки, забил в ладоши:
– Держи-и-те меня! Хо-хо-хо!
– Вранье? – вскричала мать. Крутит, оглядывает Скрипа. – Ты худее скелета! Тебе не приносили?! А нам писали: все идет успешно. Все отлично! Тебя даже учат английскому языку! Какой-то Сыроед писал…
– Не
– Врала? Все-о-о вра-а-ли?! Сволочи! – от скуластого лица матери отлила кровь. – А письмо… Сыночек! Наш адрес: Тимирязева, восемь, квартира семь. А на письме – Тимирязева, семь, квартира восемь. Его отнесли в тот дом, через улицу. Оно десять дней валялось там в подъезде, в углу! Дети подняли. Вскрыли, прочли. Догадались, что это про тебя – они тебя раньше видели… Принесли. Мы читаем – и сразу поверили! Отец говорит: тут и детская рука, и детское сознание, это никак не ложь!.. Ведь он – педагог! А бабушка: это чудо, что оно дошло! Это судьба… если уже не поздно… – Мать захлебнулась слезами.
– Ненаглядный… Ягодка моя! Рыбка! – присела на корточки, тискает его. – Отец провожал – мы бегом неслись, чтоб на скорый успеть! Тут их увидала… их лица… не смотрят на меня! Так и есть! так и есть! Все правда!
Ее горячие губы прижались к уху Скрипа:
– Сыночек, ты не научился писать? Это кто написал?
Он повернул голову к Сашке.
– Только не говори никому…
– Что ты! что ты! – и мать кинулась к королю, обхватила его: – Спасибо, мальчик! Умница! Мое золотко! У тебя доброе сердечко! – целует его измазанные зубной пастой щеки, прижимает к себе. – Я ничего купить не успела, даже шоколадки нет, только сахар… В купе чай приносили, я сахар оставила…
– Денег дашь ему? – прошептал Скрип.
– Конечно! А тебя не обманут? – она гладит Сашкины плечи. – Тебе принесут? Ты уже немаленький. Сумеешь, чтобы не обманули?
Кивнул.
Она полезла в сумочку, сунула ему в карман сто рублей.
В то время двадцать два рубля стоил килограмм сливочного масла. Килограмм колбасы – от четырнадцати до семнадцати рублей. На сто рублей в Москве можно было купить шесть кило кишмиша. Или пять с половиной кило фиников. Мать Скрипа, бухгалтер, получала четыреста рублей в месяц.
Приблизился Златоверов, покуривая папиросу в мундштуке.
– Торопимся, мама, торопимся… Как бы потом не пожалеть.
– Что вы сказали?
– Жизнь бежит – груз тяжелеет. Меняется чувство, меняется отношение… – пристально смотрит сквозь круглые очки в стальной оправе; втянутые щеки, срезанный подбородок. – Глядите – груз таким станет… Еще как будете жалеть…
Мать шагнула к нему, дрожащая, яростная – вцепится в лицо ногтями.
– Мерзавец! Да чтоб вы… ослепли!
Он поспешно отступил. Повернулся. Удаляется по коридору, чуть клоня голову вправо.
Секретный объект в Челябинской области, которым руководил Г.А.Златоверов, обозначался «Новогорный-2». Когда 29 сентября 1957 в Озерске взорвалось хранилище ядерных отходов, «границу» зоны заражения провели в двадцати километрах от объекта. В июле 1963 случилась авария уже на нем самом. Возникшее облако поплыло на села Муслюмово и Кунашак, на поселок
Златоверов и после аварии руководил «Новогорным-2». На объект продолжали периодически завозить детей, переболевших полиомиелитом, энцефалитом, больных церебральным параличом, прогрессирующей миастенией. Их подвергали опытам. Златоверов дарил обреченным подарки. Показывал диафильмы. Сказку про сестрицу Аленушку и братца Иванушку. Прокуренный голос читал: «Кипят котлы чугунные, звенят ножи булатные… Меня хотят зарезати!»
Один из детей выжил. Автор этих строк находился с ним летом 1964 в санатории «Озеро Горькое», в Курганской области. Он рассказывал автору о своем доме – и снова о доме, и все повторял адрес: Приморский край, город Арсеньев, улица Маяковского, дом 9, Пирожкову Петру Ильичу…
Мать взяла Скрипа на руки. Его голова – над ее плечом, он смотрит назад. Сашка-король показывает большой палец.
– Она у тя – во-оо! Как моя! Она тя ценит!
Мать уносит его по коридору, король на клюшках скачет следом.
– Ты… не говори… Не говори – понял? Не расстраивай… Ты понял?! Все было путем! Ага?
– Ага! – он помахал рукой. Все было путем.
# # #
Повесть была напечатана в русскоязычном берлинском журнале «Новая студия» (номер 1 за 1997). Переведенная на немецкий язык Ренатой и Томасом Решке, повесть в 1998 вышла в издательстве „Volk & Welt“:
Igor Hergenroether
„Gebt dem Koenig die Hand“
Aus dem Russischen von Renate und Thomas Reschke
Verlag Volk & Welt, Berlin 1998
ISBN 3-353-01130-7
„Spiegel“, „Die Zeit“, „Sueddeutsche Zeitung“, швейцарская „Neue Zuercher Zeitung“ и ряд других изданий дали книге самую высокую оценку.
«Книга, обозначенная как роман, соединяет в себе автобиографию и художественный рассказ с журналистским исследованием, становясь своего рода памятником каждому, кто пал жертвой восторженного экспериментаторства»
(„Das Buch, etwas irrefuehrend als Roman bezeichnet, vermischt halb autobiographisches, halb literarisces Erzaehlen mit journalistischer Aufklaerung, zu einer Art Denkmal fuer jene werdend, die der Experimentierfreudigkeit zum Opfer fielen“. Schamma Schahadat, „Sueddeutsche Zeitung“, 20./21. Februar 1999, Muenchen).
«Роман, перехватывающий дыхание и потрясающий, как „Над кукушкиным гнездом“ Кена Кизи»
(„Ein Roman, atemberaubend und erschuetternd, wie Ken Keseys „Einer flog ueber das Kuckucksnest“. Mareile Ahrndt, „Spiegel Spezial“, Nr.10/1998).
«Чарльз Диккенс или Виктор Гюго не смогли бы показать страдания детей более впечатляюще, чем Гергенредер»
(„Charles Dickens oder Victor Hugo haetten das Leid der Kinder nicht eindrucksvoller schildern koennen als Hergenroether“. Licita Geppert, „Berliner LeseZeichen“, Heft 4 April 1999).