Дайвинг для крокодила
Шрифт:
И следом за женщиной из машины появилось две, три, нет, четыре сумки.
– Она тоже тут жить собирается? – прошептала Леся. – Кто это такая?
– Сейчас узнаем.
И подруги вышли навстречу старушке. Она оказалась именно такой, как им и показалась издалека. Пожилой, но очень тщательно следящей за тем, чтобы не стать похожей на многих опустившихся пожилых людей.
Ее волосы были тщательно прокрашены в неброский серо-стальной цвет и подстрижены у отличного парикмахера. На лицо, несмотря на позднее время, был наложен макияж. На пальцах сверкал свежий маникюр и два кольца с крупными бриллиантами. Одним словом, старушка никак не производила впечатления старушки.
Свои вещи она не стала волочь к дому. А оставила на улице. Вот еще, тащить сумки самой! Для этого существуют другие люди. Вещи остались под присмотром водителя, который, как ни странно, даже не вздумал роптать.
Тем временем старушка уже поднялась на крыльцо.
– Добрый вечер! – чуточку надтреснутым, но все еще приятным и мелодичным голосом произнесла она, увидев вышедших ее встречать людей. – Могу я видеть Лаврентия Захаровича?
– Нет! – вылезла вперед Зоя Ивановна и с плохо скрытым злорадством добавила: – Не можете!
– Позвольте? – отступила назад старушка. – По какой же причине?
– Помер он! Скончался! Утоп!
Старушка выглядела потрясенной.
– Как? Лаврентий умер?! – прошептала она. – Когда?
– Почти месяц назад.
Старушка внезапно зашаталась и стала падать в обморок. Учитывая, что она все еще стояла на ступенях высокого крыльца, это могло для нее плохо кончиться.
– Держите ее! – первой сориентировалась Кира.
Дима вздрогнул. И успел подхватить падающую женщину. Поднялся переполох.
– Заносите ее в дом!
Бледную приезжую старушку занесли в дом. И принялись хлопотать над ней. Обморок оказался глубоким. И старушка долго не приходила в себя. Но наконец она открыла глаза. Обвела ими вокруг себя. И застонала.
– Боже мой! Это что, шутка?
– Какие уж тут шутки! – фыркнула Зоя Ивановна. – Горькая правда.
– Какая страшная новость! Какой удар! Бедный мой Лаврушка! Бедный мой котик!
У подруг помутилось в голове.
– Лаврушка? Котик? Да кто же вы такая?
– Я? Кто я такая? Я – Надежда Михайловна.
– Очень хорошо. Но кем вы приходились Лаврентию Захаровичу?
– Как это, кем? Я – его невеста!
И старушка обвела всех собравшихся проницательным взглядом. Мол, все ли усекли? Я тут не какая-нибудь сбоку припека. Я – невеста. Так что уважайте меня и мои чувства.
На заявление старушки каждый отреагировал по-своему. То есть молчали все. Но думал при этом каждый о своем. Подруги, к примеру, почувствовали укол зависти. Глядите-ка, даже у такого сухофрукта имеется жених. А они чем хуже? Почему даже эта Надежда Михайловна отхватила себе жениха, а у них никого нету?
Добрый Дима опасался про себя, как бы старушка не отправилась в больницу следом за Клавдией Захаровной. Раз уж на родственников Лаврентия Захаровича напал такой мор. Вдруг и его невеста попадет под эпидемию?
А о чем думали Сидорчуки, было явственно написано на их лицах. Им не терпелось послать подальше очередную претендентку на их дом. Но сделать это оказалось не так-то просто. Во-первых, шофер такси, воспользовавшись тем, что все были заняты обмороком старушки, незаметно перенес все ее вещи за ограду. И потихоньку смылся вместе с машиной, не дожидаясь чаевых. А во-вторых, сама старушка была слишком слаба после обморока, чтобы перемещаться.
Да она и не собиралась этого делать. Следом за шоком пришли слезы. И теперь Надежда Михайловна топила тщательно наложенный макияж в горючих слезах.
– Бедный мой Лаврушка! – рыдала она. – Такой молодой! Такой крепкий! Такой сильный! Этого просто не может быть. Только не он!
Гога деликатно закашлялся:
– Расскажите, уважаемая, зачем вы приехали?
– Как это, зачем? А как бы вы поступили на моем месте? Я сижу в Москве, жду своего любимого, а его все нету и нету! Неделя прошла, другая. А его все нет! И на звонки, главное дело, не отвечает.
Сначала Надежда Михайловна покорно ждала, приписывая задержку различным бюрократическим проволочкам. Она понимала чтобы продать дом, нужно время. А чтобы оформить сделку, нужно еще большее времени.
– Минуточку! – произнесла Кира. – Выходит, вы знали, что Лаврентий Захарович собирается продать дом?
– Конечно! Мы вместе с ним это и решили!
И Надежда Михайловна, утирая слезы, приступила к душещипательному рассказу о том, как они познакомились с Лаврентием Захаровичем, полюбили друг друга и решили прожить оставшиеся дни вместе.
– Жить мы решили у меня, – говорила старушка. – В смысле, в Москве.
Оказалось, что Надежда Михайловна сама живет в Москве. И познакомились они с Лаврентием Захаровичем очень романтично. В подмосковном санатории «Зорька», где оба в начале лета поправляли свое здоровье. Пожилые люди как-то сразу прониклись друг к другу симпатией и доверием. И весь срок пребывания в санатории не расставались.
Когда наступил последний день и впереди предстояло расставание, оба поняли, что жить друг без друга больше не хотят. Но как им следовало поступить? К Надежде Михайловне было сунуться нельзя. В ее квартире проживает еще дочь, муж дочери и двое их детей. Кроме того, время от времени там появляется первый супруг дочери, который также прописан в этой квартире и, стало быть, имеет право там находиться. Мужик до того обнаглел, что прописал в эту же квартиру еще и двух своих несовершеннолетних детей от второго брака.
Одним словом, в маленькой двухкомнатной квартирке было тесно до невозможности. Даже самой Надежде Михайловне приходилось порой трудненько. И хотя ее зять отлично зарабатывает и уже вступил в ипотеку, но Надежда Михайловна все равно предпочитала жить одна. Без визитов первого зятя и его детей от второго брака.
– Мы с Лаврентием Захаровичем решили так, много нам с ним не нужно. Люди мы пожилые. Купим себе домик где-нибудь под Москвой. И будем там тихо стариться вместе.
Почему под Москвой? Да потому, что Надежда Михайловна была очень привязала к своим внукам. И они ее, в отличие от Анастасии, не огорчали, а только радовали. Внуки тоже любили бабушку. И весть о ее возможном отъезде восприняли трагически. Слез и рева было столько, что Надежда Михайловна даже собралась дать отставку своему жениху.