Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Шрифт:
Кмети — он их и взял-то с собой немного, с десяток всего, чести ради — гарцевали около старика, ещё чуть — и толкнут конской грудью, а там и до греха недалеко. Кто сможет проклятье волхва снести? Если это только и впрямь волхв.
Всеслав строго окликнул кметей:
— А ну, охолонь! Покинь, кому говорю!
Спрыгнул на снег, поправил на голове шапку и зашагал к старику. Кмети расступились — слушали князя не в шутку, невзирая на его всего-то пятнадцать лет. Подошёл на пару шагов всего и остановился — старик таял в воздухе. Сделал всего один
Недовольно и испуганно загомонили кмети.
Всеслав кивком велел подать коня, не касаясь стремени, взлетел в седло. Велел хмурому Бреню, невзирая на его неодобрительный взгляд из-под косматых бровей:
— Вы двигайте в Витебск, ждите там на княжьем дворе, я скоро ворочусь. Несмеян! Поедешь со мной!
— Повинуюсь, господине!
Всеслав поворотил коня и тронул к лесу по самой кабаржине, благо снега там было немного.
На опушке князя ждали воткнутые в снег широкие лыжи.
Одни.
— Хм, — сказал князь весело. — Видишь, Несмеяне, меня там ждут одного.
— Кня… — неосмотрительно заикнулся кметь, но молодой князь резко оборотился и одним взглядом зелёных глаз заставил его умолкнуть.
— Один пойду, — ровным голосом сказал князь.
— Я за лыжами успею, — безнадёжным голосом пробормотал Несмеян.
— Волхв меня одного ждёт, — веско повторил Всеслав. — Вдвоём пойдём — не дойдём. И обратно можем не воротиться. Заплутаем. Этого хочешь?
— Да ведь Брень-то воевода…
— Чего? — весело спросил князь, перекинул ногу через переднюю луку седла и соскользнул наземь. Примерился к лыжам и принялся крепить их прямо на зелёные сафьяновые сапоги.
— Прибьёт он меня и вся недолга.
— Не прибьёт, — хмыкнул Всеслав. — А и прибьёт, так не враз. А к тому времени я ворочусь.
Кметь открыл рот, чтобы возразить ещё что-то.
— Я сказал — всё! — бросил не терпящим возражений голосом Всеслав Брячиславич и, не оглядываясь, заскользил по едва заметной лыжне вдоль опушки. Несмеян уныло поглядел ему вслед, поймал повод княжьего коня и двинул обратно к дороге, где всё ещё толпились вокруг княжьего возка кмети.
Святилище возникло на пути внезапно — просто вдруг расступились тёмные разлапистые ели, открыв широкую, заросшую багульником заснеженную поляну. Высились резные столбы капов, высокая деревянная хоромина под двускатной кровлей, с медвежьим черепом на князьке, обнесённая высоким тыном, притаилась под снежной шапкой, небольшими окошками, хмуро насупясь, глядела на пришлецов.
И подымался позади них небольшой, но изящный терем, рубленый из смолистой сосны. Пылали в ямах вокруг капища огромные неугасимые костры — невзирая на зиму, огонь стоял высоко.
Всеслав невольно остановился — по его подсчёту, прошли они не более двадцати вёрст — солнце едва начинало клониться к закату.
По склону пригорка от ворот храма неспешно спускался высокий седой старик — тот самый, которого князь видел на дороге.
Волхв?
Старик подошёл вплотную и Всеслав увидел, что он не так уж и стар — за полвека перевалило, это, пожалуй, верно, но не больше. И по посоху, по ожерелью из медвежьих клыков, по твёрдому и холодному взгляду зеленовато-серых глаз Всеслав понял — да, волхв.
— Гой еси, княже, — старик чуть заметно наклонил голову — волхвы не кланяются княжьей власти. Это князь должен кланяться волхвам и порукой тому — судьба Вещего Ольга.
— И тебе поздорову… волхве.
— Умён, — негромко проворчал волхв, ожёг Всеслава взглядом. — Пошли, что ль?
Низкая дверь в храм была открыта, изнутри полумраком дышала тайна. Всеслав нагнулся, входя, и свободно распрямился внутри. Сдёрнул с головы шапку.
Огромная хоромина с двухскатной кровлей возносилась мало не на три сажени ввысь, стены покрывала затейливая резьба — дивные птицы, звери, цветы, тайные старинные узоры-резы, молящие богов о силе, плодородии, правде. Внутри оказалось не хуже — своды терялись где-то в полумраке. Всеслава невольно охватила лёгкая оторопь, смешанная со страхом — в храме всё оказалось не менее величественным, чем в православной церкви, чем даже в самой Святой Софии, только как-то иначе, само величие было каким-то иным. Здесь всё дышало тайной, древностью, каким-то непередаваемым величием.
Из полумрака сурово глядели лики древних богов славянского племени.
Стрый-бог Сварог, Отец-Небо.
Дажьбог, Царь-Солнце, Податель Благ.
Перун, Повелитель Грозы, Владыка Воинов.
Велес, Исток Дорог, Владыка Зверья.
И Макошь, Мать Наполненных Коробов.
Волхв остановился, несколько времени думал, опустив голову. Поворотил голову к князю.
— Крещён ли, Всеславе?
— Нет! — князь поднял голову, прямо и честно глядя в лики Владык.
— Так… — чуть заметно улыбнулся Славимир. — Ты, княже, Велесом избран, тут отец тебе истину сказал…
— Откуда ты про отцовы слова… — Всеслав не договорил. Ясно, откуда.
Стукнула дверь, ушёл волхв, оставив князя в хоромине одного. Всеслав задумчиво шёл мимо капов, стоящих полумесяцем, вглядываясь в резные деревянные лики. Что-то древнее, невыразимо сильное глядело на него из глаз богов. Не доброе и не злое. Предвечное. Бывшее всегда, даже тогда, когда ещё не было и людей.
— Наставьте меня, Владыки, — сам незаметно для себя прошептал Всеслав. — Было ли отцу знамение? Должен ли я в чём-то исполнить вашу волю?
Кто ж с богами говорит без жертвы, — тут же укорил он сам себя. Но что пожертвовать? Меч разве что…
Всеслав замер на миг, пристально глядя на божьи лики. Решительно вытянул нож, кольнул себя в запястье. Что может быть лучшей жертвой, чем человеческая кровь, да ещё и княжья? Только человеческая жизнь.
Князь щедро окропил рудой подножье каждого капа, завязал руку, отошёл в угол против Владык. Сел, привалился к стене.
Ему предстояла долгая зимняя ночь в храме. Князь повозился, устраиваясь поудобнее, завернулся в полушубок.