Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Шрифт:
До сих пор.
Встать и заплести косу — из опалённых-то волос — было недолго. Волосы отрастали плохо, хотя уже прошло уже больше полугода, и по ним не особенно и видно было, что Краса побывала в пожаре.
— Краса…
— Чего? — спросила девушка, не оборачиваясь, и переплетая косу. — Чего ты ещё придумала.
— А давай, Летаву попросим, чтобы на Буса погадала — где он сейчас.
Опричь Красы и Улыбы никто средь плесковских Славутиных сбегов и не верил, что Бус жив. Да и кому надо-то? Неклюд-корчмарь в Славутиной веси был — чужак. Ни родич,
— Давай, — медленно сказала Краса, наконец оборотясь и встретясь глазами с Улыбой. — Давай, Улыбушка, спросим…
Летава оказалась довольно миловидной старухой — и Краса, и Улыба опасались увидеть сущую Ягу с торчащим изо рта клыком, сморщенную и косматую — нет! Морщин у неё и впрямь было вдосталь, а только и зубы все были на месте, и ничего страхолютого в ней не было. От старух Славутиного рода её только то и разнило, что на одежде не было никоторой родовой вышивки, да оберегов и наузов на одежде было намного больше, чем у иных других.
Летава сидела за столом в самой большой землянке и негромко разговаривала с войтом, изредка откусывая от пирога с клюквой и отпивая из деревянной чашки квас. Встретилась на миг глазами с Красой, и девушке вдруг показалось, что ведунья уже знает что-то о ней. Летава вдруг чуть шевельнула рукой, останавливая слова войта, и вгляделась в девушку.
— Спросить у меня чего хочешь, дева?
— Хочу, матушка, — одними губами сказала Краса.
— Зовут тебя как?
— Красой прозвали.
— И впрямь, Краса, — усмехнулась старуха неприветливо. — Чего же тебе, Краса, надобно-то от меня?
— Погадала бы, матушка?
— О чём? — усмехнулась Летава. — Я и так всему роду гадать буду…
— Чужачка она, приёмыш, — так же недружелюбно пояснил войт, сверля Красу взглядом. — Ни к чему — баловство одно на уме… не слушай, Летаво.
— С чего бы это? — сварливо бросила ведунья Славуте. — Чем она хуже рода твоего? Не бойся, дополнительной платы у тебя не возьму… зря, что ли за двенадцать вёрст ноги по грязи топтала? Это скорее твои мужики дурью маются, — Летава уже знала, за какой нуждой её позвали, и явно не одобряла. — Так чего тебе, дева? На суженого погадать?
Красе пошла пятнадцатая весна, и гадать на суженых была самая пора.
— Брат у меня погинул в прошлом году, — Краса сжала зубы — вот только на суженых ей гадать сейчас и не хватало. Не с её счастьем. — Я мнила — убили, а только сегодня во сне его видела, — не стала Краса говорить, что во сне Буса видела не она, а Улыба — не хватало ещё, чтобы войт, и так пышущий злом, отыгрался на дочке. — И вроде как жив он. Не погадаешь ли, матушка?
— Погадаю, красавица, погадаю. Вот только сначала мужикам погадаю, а после — тебе. Жди.
Гадание мужиков закончилось быстро — никого из женского племени на неё не пустили, опричь Летавы. Да Красе не больно-то и хотелось знать, чего там мужики делали. Судя же по тому, что Славута после того гадания довольно потирал руки, а остальные мужики сумрачно молчали, Летава и Славутиным, и иным сбеегам отсоветовала ворочаться на Плесковщину.
Да и то сказать — куда ворочаться-то? Под мечи да плети? И впрямь вожжа под хвост попала мужикам, верно ведунья говорила, дурь в голове.
— Есть у тебя чего-нибудь от брата? — Летава глядела цепко, не отрываясь. — Из одежды чего-нибудь альбо ещё что?
— Волосы его есть, — прошептала девушка несмело. Сейчас её затея отчего-то стала казаться ей самой вздорной и опасной.
— Ещё лучше, — проворчала ведунья. — Откуда?
— Нас ещё в детстве отец для чего-то заставил. У меня его волосы есть, — Краса стащила через голову кожаный гайтан, на котором под оберегом таилось волосяное колечко, — а у него — мои.
— Умно, — сказала Летава, цепко выхватывая колечко из рук Красы. Встретилась с ней глазами и усмехнулась. — Да ты не бойся, дева, порчи я на твоего брата не наведу. Ни к чему мне это, корысти в том вовсе даже никакой.
Вспыхнули волосы, корчась в огоньке светца, противно запахло палёным рогом. Пепел ведунья бросила в широкую деревянную чашку с водой, помешала ложкой, вглядываясь в глубину чашки, забормотала:
— Встану я, Летава, благословясь, и пойду из избы в двери, а из дверей в вороты, в чистое поле под восток, под восточную сторону, на море, на океан, на остров Буян, там на острове Буяне на море-океане, лежит колода дубовая, а на той колоде сидит Страх-Рах. Я тому Страху-Раху покорюсь, да попрошу — создай мне, Страх-Рах, семь братьев, семь ветров буйных, семь вихорей: ветер полуденный, ветер полуночный, ветер суходушный. Подите вы, семь ветров буйных, во чисто поле, сыщите добра молодца Буса Неклюдовича, да мне про него расскажите, тоску девы утолите! Гляди, дева!
В тускло блестящей от светца воде — в землянке было полутемно, только в приотворённую дверь заглядывало краем солнце — вдруг что-то прояснилось, видно было какое-то движение. Красе вдруг показалось, что она видит Буса — брат лежал на лавке, укрывшись рядном и привалясь к рубленой стене. Спал.
Дрогнуло, и исчезло.
— Видела? — цепко спросила Летава.
— Видела, — прошептала девушка.
— И я — видела, — дочка войта стояла за спиной Красы, неслышно подошла, пока Летава шептала заговор. — Стало быть, жив он, бабушка?
— Жив, конечно, раз вода его показала. От воды, девоньки на Этом свете никогда и никуда не спрячешься, как ни старайся. Ну а раз видели вы его, стало быть, есть он где-нибудь. Глядишь, и встренётесь.
Господине Велес, сделай! — взмолилась про себя Краса, сжимая в руке оберег. — Сделай, ты, Исток Дорог, тот, кто всякому в пути помощник!
И изо всех сил поверила, что эта встреча — сбудется.
Киев просыпался.