Дажьбожьи внуки Свиток второй. Земля последней надежды
Шрифт:
Гридень по-прежнему молчал, разглядывая левый берег — там князья, постояв мало времени у берега — кланялись да здоровались — гурьбой двинулись к высокому златоверхому шатру. Самого Изяслава Ярославича шатёр был, не иначе.
— А остаться я там не мог… — говорил за спиной меж тем Славята. — Чего там делать, если господа тьмутороканская иного князя возжелала? А Глебу идти служить… — у него своя дружина есть, и как бы она на нас глядела, после того как мы их из города два раза выгоняли?
Дробный конский топот за спиной заставил
Всадник подлетел, излиха горяча коня, рывком спрыгнул с седла. По чёрному, как смоль, чупруну и тёмным, по матери-гречанке глазам оба — и Брень, и Славята — враз признали Мальгу, беглого корсуньского акрита.
— Беда, воевода! — хрипло крикнул он, словно ворон каркнул.
Не положился Брень на клятвы и крёстные целования киевских князей — разослал во все стороны дозоры, даже и князю своему не сказал ни единого слова про то.
— Ярославичи… — хрипло бросил Мальга, сплёвывая коричневый от пыли комок слюны. — Пять полков, не меньше, тысячи полторы мечей и копий!
— Где?! — от голоса воеводы кровь стыла в жилах.
— Переяславцы с юга идут, кияне — с севера тремя полками! — отчаянно крикнул Мальга. Его шатало. — Меньше полверсты осталось!
Брень закусил губу. У него на стану княжья дружина в полтысячи мечей, да ещё менчане — три сотни… Даже если он примет бой… христиане сомнут его единым ударом — у них двойное превосходство, а полоцкая рать к бою не готова! Большое предательство готовилось заранее! Кияне вывели полки из стана, но не отправили домой, а окружили полоцкую рать!
И самое главное — князь!
Пока они будут тут биться, киевские кмети могут сделать с Всеславом Брячиславичем…
Призрак сгубленных полвека тому киевских князей-братьев в полный рост встал перед Бренем. Неужели Изяслав решится?!
Надо было хоть как-то помочь князю! И как? Пока они сталкивают лодьи — тут как раз рать Ярославичей и подойдёт. Прижмут к реке — никто живым не уйдёт. И князю не поможет Брень, и всё войско сгубит. Хоть знамено какое подать, что ли?!
— Труби сполох! — отчаянно крикнул княжий пестун, понимая, что времени у них осталось — совсем ничего.
Резкий рёв боевого рога прорезал томительную тишину.
Первыми Всеслав увидел на киевском стану молодого ростовского князя Владимира Мономаха и своего посла, боярина Бермяту Судинича — тот уже седмицы две обретался в стане великого князя, договаривался о мире.
— Здравствуй, княже Всеслав Брячиславич, — церемонно сказал молодой ростовский князь. Но глаза его смеялись. Не воспринимал Мономах полоцкого князя как смертного ворога. Пока не воспринимал.
Прошли к шатру. На ходу Всеслав негромко спросил боярина:
— Ну что тут, Бермята?
— Согласны они, Всеславе Брячиславич, — так же негромко и быстро ответил Бермята. — И Новгород в наших руках оставляют, и Плесков. И даже полон обещали воротить менский да немижский.
Всеслав закусил губу — что-то ему не нравилась такая удивительная сговорчивость великого князя.
— Вот прямо так все и согласны?
— Нет, — хмыкнул боярин, покосился на идущего впереди Мономаха. — Мстислав Изяславич был против…
Ну ещё бы — у него же новогородский стол отняли. Конечно, против будет.
— И Святослав Ярославич против был… черниговский князь. Кричал, что дескать, после победы уступать стыдно!
Тоже понятно — на Немиге-то над ратью как раз Святослав и воеводил. Ему тоже забедно, что столько крови — и зазря.
— Вроде как Всеволод-князь всех убедил… кмети болтали…
Всеслав Брячиславич нашёл взглядом средь встречающих у золотоглавого великокняжьего шатра переяславского князя. Тот смотрел непонятно — то ли хотел понять что-то, то ли ещё что… полоцкого князя внезапно охватила тревога, он покосился назад…
Нет. Всё было в порядке.
Кмети здесь, гридни — неразлучные друзья Несмеян и Витко — тоже. И сыновья — Брячислав и Рогволод. И кмети киевские в стороне держатся…
Вот уже и шатёр рядом.
Великий князь шагнул навстречь, распахивая объятья. Обнялись, хлопая друг друга по плечам.
Кмети раскинули полы шатра, открывая жило, которому позавидовал бы и иной боярский терем.
— Проходи, князь-брат.
Всеславу осталось сделать всего шаг, чтобы переступить через порог, когда с того берега — с правого, полоцкого берега! — донёсся рёв боевого рога. В полоцком стане трубили тревогу.
Всеслав метнул взгляд по сторонам, успел увидеть, как исказились лица встречающих князей: на лицах Изяслава и Мстислава возникла досада и злость, во взгляде переяславского князя появилось удовлетворение, словно он не обманулся в каких-то своих мыслях, а вот черниговский князь и Мономах были явно изумлены.
Всеслав Брячиславич вмиг понял всё. Рука метнулась к мечу, но на полочан уже со всех сторон ринули киевские кмети. Зазвенела сталь, высекая искры. Покатился по войлочному полу сбитый подтоком копья боярин Бермята. В руки и плечи Всеслава вцепились сразу четверо, рванули внутрь шатра, навалились, выкручивая руки и срывая меч с пояса. Не решился-таки киевский князь убить своего ворога, не манила его слава братоубийцы, без колебаний принятая дедом.
Лютый, нерассуждающий гнев восстал внутри князя — частица крови Велеса, Отца Зверья бушевала, била в виски. Четверо кметей разлетелись в стороны, как рюхи от удара битой, Всеслав схватил с ковра Рарог, обронённый кметями, вырвал клинок из ножен. Ну держись, Изяславе Ярославич! Сейчас я тебя кровью замажу!
Снаружи тоже восстал лязг оружия — невеликая дружина Всеслава билась, не покидая своего князя.
Пятеро кметей пали враз. Несмеян прянул назад, полосуя воздух сразу двумя клинками, и оказался в стороне от своих — его окружили.