Даже если ты уйдешь
Шрифт:
Глава 1. Кровь на снегу
2007 год
Эсмигюль расцвела в свою двадцать первую весну. Восточная красавица - волосы цвета вороного крыла, густые, длинные до самой поясницы, глаза черные, как ночь, губы - точно нежные и бархатистые лепестки роз. И вся она была ладная, стройная и сложена прекрасно - так что парни оборачивались ей вслед, а подруги говорили, что она с такой красотой самая первая выскочит замуж.
Так и вышло. Сердце свое Эсмигюль отдала Имрану - мужчине двадцати пяти лет, с которым познакомилась на
Спустя полгода, Эсми стояла в белоснежном платье перед свекровью, которая в разгар веселья отвела ее в сторонку, погладила по щеке и ласково сказала:
– Ты такая куколка, джиним (с уйгурского - дорогая). Так Имранчику с тобой повезло, красавица, - она поправила ее фату, но не отпустила, а продолжала придерживать пальцами кончик.
– Я с мамой твоей уже поговорила. Ты не переживай, через это все проходят.
– Да, я понимаю, - щеки Эсмигюль вспыхнули от того, что свекровь затеяла разговор о первой брачной ночи.
– Вот и хорошо, что понимаешь. Я в комнате положила новую упаковку постельного белья. Как все пройдет, ты простынь аккуратно убери. Утром придут тёти, посмотрят.
– Кого посмотрят?
– в ушах Эсми начало звенеть.
– Меня?
– Да нет, простынь. Ты разве не знаешь традиций?
– улыбнулась мать мужа.
– Знаю, - голос предательски дрогнул.
– Но в нашей семье никто ее не показывал.
– А в нашей показывают. Мама твоя уже в курсе. Ты с ней поговори, она тебе все расскажет. Ну все, кызым, - она сжала ее вспотевшую ладонь.
– Надо вернуться к гостям.
Через несколько минут Эсмигюль сидела в комнате отдыха ресторана и дрожала как осиновый лист от страха. По правую руку сидела подружка невесты - кореянка Вика Ким, по левую - двоюродная сестра Софья.
– Это какой-то сюр, - сокрушалась Сонечка.
– Мы что в каменном веке? Откуда она вообще вытащила эти традиции?
– Какой-то “Клон”* на минималках, - добавила Вика.
– Помните, как Жади заставили показать эту простынь, а она уже не девочка.
– Я - девочка, - горестно вздохнула Эсми.
– Конечно-конечно, милая, - пыталась подбодрить ее сестра и погладила по плечу.
– Эсми, я тебя обыскалась!
– в комнату ворвалась мама, а за ней тетя Наташа - жена родного дяди Эсмигюль и мать Софьи.
– Что она тебе сказала?
Мама села на место Сони и обняла дочь.
– Только чтобы я утром показала простынь каким-то тетям. Апа (уйг.-мама), у нас же никто так не делал?
Мама молчала.
– Или делал?
– Наша сторона никогда этого не требовала, - объяснили она.
– Но пару наших девочек проверяли. Я просто возмущена, что Юлтуз сразу об этом не сказала. Это так не делается. Надо было тебя подготовить. А она с бухты-барахты все решила, ко мне подошла ее сестра и спросила: “Кто из ваших завтра придет”?
– Насиба, но это так неправильно, - покачала головой тетя Наташа.
– Эсми вся дрожит от волнения.
– Так и я об этом. Высказывать ей прямо на свадьбе я не хочу, но раз она так любит традиции, то предупредила
– Кызым (доченька), ты главное не волнуйся. Все через это проходят. Мы с тобой уже говорили о том, что тебя сегодня ждет
– Да, я помню. Но теперь еще страшнее.
Мама попыталась подобрать нужные слова, чтобы успокоить дочь. Она никогда не говорила с ней о том, что сама через это прошла в день своей свадьбы. Но тогда, в 80-е к этому относились, как к должному. Теперь же в странах Средней Азии и Кавказа, где еще существовала эта традиция, ее считали пережитком прошлого. Но нет-нет вытаскивали из чулана. Кровь на белом полотне говорила о том, что невеста сохранила невинность до свадьбы. Девушку, как и ее родителей, хвалили и одаривали. А если крови не было, несчастную могли выгнать с позором, и тогда она становилась изгоем.
Первый раз для Эсми прошел непонятно и сумбурно. Между ног саднило, горело и болело до слез, но стиснув зубы, она дождалась, пока Имран закончит и даже старалась обнимать и целовать его.
– Эсми, все нормально? Болит?
– спросил муж взволнованно,нависнув над ней после того, как закончил.
– Ты вся бледная.
– Уже нет, - попыталась улыбнуться она.
– Все хорошо. Непривычно просто.
– Привыкнешь скоро, - Имран чмокнул ее в губы и посмотрев вниз, обрадовался.
– О, ты моя умничка.
– Что там? Кровь?
– напряженно спросила Эсмигюль.
– Ага, - парень лег на свою сторону кровати и увлек за собой жену, положив ее голову на свое плечо.
– Хорошо, что мы одни в доме, а родители уехали к дядьке.
– Да, - все, что смогла выдавить из себя девушка. Боль потихоньку отступала, но дискомфорт по-прежнему давил. А еще от переживаний и нервов резко разболелась голова и она вспомнила, что в пакете с вещами у нее лежит упаковка “Но-шпы”. Поднявшись с кровати, она мельком взглянув на красное пятно, она накинула легкий халатик и отправилась в душ.
– Что-то ты долго, - заметил Имран, когда она вошла в спальню.
– Я уже сам сменил белье на кровати.
– Вот спасибо, - обрадовалась Эсмигюль, посмотрев на скомканную ткань на стуле.
– Ложись, - велел муж и девушка, ставшая в эту ночь женщиной, послушалась, легла и прильнула к нему.
– Устала?
– Очень.
– Спи, - Имран поцеловал жену в губы и выключил светильник.
– Я люблю тебя, - наверное, в сотый раз призналась Эсми мужу.
– И я тебя.
Эсмигюль засыпала с улыбкой на губах. Она была по-настоящему счастлива и влюблена. Уже то, что Имран помог ей с простынью о многом говорило. И она это очень ценила, надеясь и мечтая, что впереди их ждет долгая, счастливая жизнь.
В семь утра с важной миссией пожаловали “янгя” - те самые женщины, которые должны были первыми увидеть простынь. Одна - со стороны Имрана, другая - со стороны Эсми. Именно тетя невесты постучалась в дверь молодоженов. Эсмигюль открыла сонная, растерянная и красная от переживаний. Она вышла в коридор и закрыла за собой.
– Как ты, Эсми?
– быстро спросила двоюродная тетя Нигара.
– Нормально, - пожала плечами девушка и протянула ей простынь.
– Молодец! Мы вам там на кухне накрыли, мама твоя передала “тамак” (еда, горячее блюдо). Сейчас уйдем, а вы позавтракайте.