De Conspiratione / О Заговоре
Шрифт:
Без разведвклада венецианцев нелегко представить себе и многие успехи елизаветинского правления, и тот факт, что самой Елизавете удалось избежать столь многих покушений. Разумеется, и сами англичане не сплоховали, но надо помнить и об учителях. Кстати, учеником венецианцев был и знаменитый Джон Ди — астролог, математик и разведчик Елизаветы I, подписывавший свои донесения «007». Он же — автор доктрины «Зеленой империи» («Зеленой земли»), в состав которой под контролем Англии входили бы Северная Америка и Северная Евразия, т. е. Россия. Кстати, сын Джона Ди под фамилией Диев участвовал в событиях русской смуты начала XVII в. — подвизался в качестве лекаря — медика и фармаколога, готовил лекарства и яды (есть подозрение, что по заказу Дмитрия Шуйского и его жены, одной из дочерей Малюты Скуратова, изготовил яд для Михаила Скопина-Шуйского). Ну, а сам Ди «путешествовал» по Европе, жил в Праге, работал в знаменитой Пороховой башне.
В Кембридже в начале XIX в. возникло существующее до сих пор влиятельное общество «Апостолы» с интеллектуально-сатанистской ориентацией (гомосексуализм прилагается). Интеллектуальным пра-прадедушкой общества — через Локка и Ньютона — был Паоло Сарпи, человек, который, по мнению аналитиков,
Гомосексуалист Сарпи (прозвище в определенных кругах — La Sposa, «Невеста») придерживался антихристианских взглядов, полагая христианство социально-подрывной силой и явно симпатизируя «Отцу лжи». Разумеется, он это не афишировал. Будучи врачом по профессии, Сарпи заложил основы статистико-математического метода эмпиризма и позитивизма, которые, как пишет К. Ишервуд, с энтузиазмом позаимствовали у него и активно развивали Ньютон, Кларк и Локк (этот метод они противопоставляли методу Лейбница) и которые органично вошли в идейный багаж англосаксов. Кроме того Сарпи разрабатывал различные геополитические планы. В частности, он говорил о желательности серьезного религиозного конфликта в Европе, которым впоследствии стала Тридцатилетняя война (1618–1648). Можно сказать, что английская интеллектуальная традиция — научная и философская — Англии второй половины XVII — начала XVIII в. в значительной степени вышла из сарпиевской «шинели» или какой-то другой его принадлежности, и неудивительно, что Локк, Ньютон и Кларк ненавидели Лейбница и боролись с его идеями, восходившими к Николаю Кузанскому; он был для них тем же, чем Кузанец — для Сарпи; в конце XIX — начале XXI вв. этот идейный расклад типологически повторяется. Впрочем, эмпиризм и примитивный позитивизм «Невесты», восходящий к Эпикуру и Сексту Эмпирику, лег на уже подготовленную почву — несмотря на Оксфорд и Кембридж, английская элита XVI–XVII вв. в массе своей не отличалась интеллектуальной утонченностью, демонстрируя практицизм.
В XVI в. эта черта усилилась в результате вливания в аристократию богатых крестьян. После того, как часть аристократов погибла в войнах Алой и Белой розы (в 1460–1470 гг. 70–80 % аристократов были вовлечены в борьбу на той или иной стороне [52] ), богатым крестьянам было разрешено покупать титулы отчасти и для того, чтобы восстановить численность знати. В результате возник уникальный землевладельческий слой — джентри, открытая землевладельческая знать, тесно связанная с рынком. Этот слой характеризовался динамизмом, практицизмом (укорененность в опыте в самом приземленном смысле) а также… довольно низким уровнем культуры и довольно жестоким отношением к вчерашним социально близким.
52
Устинов В.Г. Войны роз. Йорки против Ланкастеров. М.: Вече, 2012. С. 99.
Венецианцы в определенной степени переформатировали и отношение английских верхов к низам, оно стало еще более жестоким [53] . Впрочем, и в этом плане венецианская «наука» легла на подготовленную почву. Английская знать XII–XV вв., сформированная норманнским завоеванием, традиционно крайне жестоко относилась к низам, к простонародью. Можно сказать, что венецианцы «интеллектуально» обосновали такое отношение, которое впоследствии проявится, например, в 70 тыс. казненных за бродяжничество при многоженце Генрихе VIII, да и дочурка Елизавета I не сильно отставала.
53
В Европе венецианцы имели репутацию не только коварного, но и жестокого психотипа. Один пример. После победы объединенных сил Европы над Османами в морском сражении при Лепанто (1571 г. — последняя масштабная битва гребных флотов) именно венецианцы предложили умертвить всех опытных турецких моряков, попавших в плен (Crowley R. Empires of the sea. The final battle for the Mediterranean, 1521–1580. L.: Faber and Faber, 2008. P. 290.).
Произошедшее в ходе Реформации в Европе и особенно в Англии наглядно демонстрирует механизм возникновения капитализма как непредвиденного результата неких процессов. Суть их заключается в том, что социально-политическая и религиозная борьба в позднесредневековом обществе разрушила существовавшие классовые и внутриэлитные отношения. В ответ господствующие группы начали принимать сугубо защитные меры, направленные на сохранение власти, собственности и привилегий, а в социальные разломы и пустоты хлынули те социальные и этнические элементы, которые в средневековом обществе не были на первом плане. В ходе этого процесса начали возникать неожиданные комбинации и кластеры, в том числе международные. Элиты, пишет Р. Лахман, запустили такой механизм, остановить который уже было невозможно, последствия которого носили непредвиденный характер, а систему, возникшую в результате его, мы ретроспективно признаем капиталистической [54] , хотя на самом деле эти элиты, например английские джентри, стали капиталистами против своей воли. Но только там они могли сохранить власть и собственность в новых условиях. «История социальных изменений в раннесовременной Европе — это история разрыва между намерениями и результатами» [55] .
54
Lachman R. Capitalists in spite of themselves. Elite conflict and economic transitions in early modern Europe. Oxford: Oxford Univ. press, 2002. P. 230, 239.
55
Там
В ходе социальных катаклизмов XVI–XVII вв. выделились два направления в приспособительной активности элит к новым условиям. Первое — частичное приспособление к новым условиям высокостатусных сегментов, второе — стремление ко все большей коммерциализации аграрных отношений [56] . Эти направления отчасти переплетались, отчасти боролись друг с другом. Функционально капиталистическими оказались оба. Другое дело, что в XVII–XVIII вв. главными операторами мирового рынка далеко не всегда были представители буржуазии. Собственно так называемые «буржуазные революции» — это, как правило, не борьба буржуазии против феодалов и феодализма (данная интерпретация — миф либеральной идеологии и науки, по ряду причин подхваченный марксистами), а борьба буржуазии (прежде всего финансовой) и землевладельческих элит, связанных с рынком (прежде всего мировым) за то, кто будет в первых рядах капиталистического класса. КС были одним из главных средств в этой борьбе и в то же время одним из главных участников — они и криминал.
56
Wallerstein I. The modern world-system. N.Y. and L.: Academic press, 1974. Vol. I. Capitalist agriculture and the origins of European world economy. P. 256.
Хищнический, на грани криминала, а иногда и за ней, характер английской знати XVI в. ярко проявился в том, какую роль в подъеме Англии сыграли морские разбойники, действовавшие не просто с разрешения монархии, но по сути по ее лицензии. Первоначальное накопление в Англии — это грабеж не только своего населения и церкви, не только национальный грабеж, но и международный грабеж. Дж. М. Кейнс посчитал, что награбленное Дрейком — 600 тыс. фунтов — позволило Елизавете, отказавшейся признать договор между Испанией и Португалией о разделе мира [57] , не только погасить все (!) внешние долги, но еще и вложить 42 тыс. в Левантскую Компанию (венецианцы), а из доходов этой Компании был составлен первоначальный капитал Ост-Индской Компании. По подсчетам того же Кейнса, если скромно принять ежегодную норму прибыли за 6,5 %, а уровень реинвестирования прибыли за 50 %, то 42 тыс. фунтов, инвестированные Елизаветой из награбленного Дрейком в 1580 г., к 1930 г. дали бы иностранных инвестиций на сумму 4,2 млрд фунтов, что и соответствовало действительности [58] . Вот цена и последствия дрейковского грабежа для британского процветания. А фундамент этого процветания — банальный грабеж, «крышуемый» короной.
57
Кулишер И.М. История экономического быта Западной Европы. Челябинск: Социум, 2004, т. II. С. 224.
58
Keynes J.M. A Treatise on money. L.: MacMillan, 1930. Vol. II. P. 156–157.
Дрейк был далеко не единственным «пиратом ее величества». И широкомасштабный морской разбой англичан вовсе не закончился в XVI в., а продолжался и в XVII в., финишировав Морганом. Последний — зловещая, одиозная фигура, представитель древнего валлийского рода [59] , был назначен, что весьма символично, вице-губернатором Ямайки и оставил после смерти (1688 г.) состояние, которое оценили в 5 тыс. фунтов — 1,2 млн нынешних долларов [60] , — перед нами все тот же симбиоз государства и морского криминала; этот симбиоз пышным цветом распустится в XIX в., когда, как отмечают историки, посредством Ост-Индской Компании британский королевский дом станет одним из крупнейших наркоторговцев мира, поддерживая торговлю оружием и опиумную торговлю, сажая таким образом «на иглу» миллионы китайцев. Ост-Индская Компания — яркое воплощение соединения короны, знати, пиратов и венецианцев: английская Ост-Индская Компания («венецианская рука в английской перчатке» — А. Чайткин) была создана по инициативе венецианцев в 1600 г. Английская и голландская Ост-Индские Компании в течение всего XVII в. наращивали объем торговли, тогда как сами венецианцы все больше занимались не торговлей, а финансовыми спекуляциями, что напоминает, по крайней мере внешне, сегодняшние хедж-фонды.
59
Копелев Д. Раздел океана в XVI–XVIII веках. Истоки и эволюция пиратства. СПб.: Крига, 2013. С. 607.
60
Talty S. Empire of blue water. Henry Morgan and the pirates who ruled Carribean waves. L. etc.: Pocket books, 2007. P. 282.
Венецианский «чужой», поселившийся в «теле» английской знати, довольно быстро стал своим, а точнее «тело» стало «чужим». Именно венецианцы основали компанию, которая сыграла огромную роль в истории Европы и в превращении Англии в «Венецию размером с Британию», — Ост-Индскую. Венецианский след в ее и британской истории будет настолько силен, что когда в 1780-е годы в британском парламенте будет проходить борьба противников и сторонников Ост-Индской Компании [61] , сторонники станут называть себя «венецианской партией», а британский банк Ост-Индской Компании — банк Бэрингов — инсайдеры называли не иначе как «венецианский банк».
61
Подр. см.: Фурсов К.А. Держава-купец: отношения английской Ост-Индской Компании с английским государством и индийскими патримониями. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2006.