Дебри
Шрифт:
Бастейпл. Когда у вас назначено общее собрание акционеров южноафриканских концессий?
Битон. В июле будущего года. У нас в запасе еще десять месяцев. Струд успеет, если его поторопить. Эта кампания по разоблачению работорговцев будет как раз в полном разгаре.
Бастейпл. Придержите отчет Струда о работорговле, а накануне собрания перешлите его во все редакции, чтобы утром он появился в газетах. Если он окажется достаточно сенсационен, план использования кули будет принят и никто ничего не тявкнет против.
Битон. Совершенно верно, Бастейпл, совершенно верно. (Снова погружаясь в мечты.) Там эти сотни тысяч жалких горемык обретут настоящую жизнь.
Бастейпл (внимательно разглядывая его). Вы умрете великим человеком, мистер Битон.
Битой. Взгляните на Англию, Бастейпл, и сравните: "Самое уродливое в природе тропического леса - это наблюдаемый на любой открытой поляне жадный порыв к небу... грохот этого порыва, его ожесточенный, беспощадный лязг и топот". То, что писал Стэнли об экваториальных лесах, полностью применимо к дебрям наших больших городов. (Замечает появившуюся на лице Бастейпла усмешку.) Э! Для вас это пустой звук, так ведь? Я же знаю! И ваши собственные разговоры о славе тоже, не правда ли? Важно заполучить китайских кули и акции всех наших компаний сразу взлетят, сэр. И ух как высоко!
Бастейпл. Наш приятель Трегей...
Битон. Да?
Бастейпл (покачивая головой). ...должен остаться здесь. У него слишком длинный нос.
Битон. Гм! Но остальным, по-видимому, очень хочется, чтобы он участвовал в экспедиции.
Бастейпл. Предоставьте это мне. В переписке со Струдом вы пользуетесь шифром?
Битон кивает.
И вы вполне доверяете Струду?
Битон. Конечно.
Бастейпл. Он тоже сторонник... э... имперских идеалов?
Битон. О да!
Бастейпл. В таком случае телеграфируйте ему, чтобы он не стеснялся с бельгийцами. Пусть наступает им на любые мозоли. Чем больше шума, тем лучше. Если нужно отвлечь внимание от собственных грехов, самое лучшее - это вопить на каждом углу о грехах своих ближних.
Битон (рассмеявшись). Для меня понятие греха не существует.
Бастейпл. А для кого оно существует? Я сам протелеграфирую в банк Момбасы, чтобы они открыли кредит Струду. Если мы хотим быстрых действий, то денег жалеть не приходится. (Пишет, затем переводит взгляд на Битона.) Мистер Битон, меня очень заинтересовали ваши взгляды. Борьба за существование! Значит, вы считаете, что мы можем внести исправления в законы природы?
Битон. Я хорошо помню свое детство в Глазго, Бастейпл. Нас у родителей было шестеро ребят. Отец умер, оставив нас без гроша, а городские дебри там не менее страшны, чем здесь, в Лондоне. Пришлось и мне вооружиться маленьким топориком и прорубать себе тропинку в чаще, - всем нам пришлось. Но сколько страданий мы перенесли! Почти до сорока лет я только и делал, что выполнял чужие указания. А это меня совсем не устраивало. Пищи мне хватало, но света и воздуха - нет. Теперь-то я уже пробился на самый верх, на солнышко. Но я ничего не забыл. И я хочу спасти тысячи мальчишек, таких, каким был сам, хочу, чтобы они узнали, что такое настоящая жизнь. А у вас какое было детство?
Бастейпл. У меня его не было. (Медленно выпускает изо рта кольца дыма.)
Битон. А! Чувствуется, что у вас интересное прошлое. Вы человек, окруженный тайной. Ну что ж, надо идти зашифровать телеграмму Струду. Вот адрес Трегея. (Передает Бастейплу визитную карточку.) Я вас не благодарю. Это в такой же степени в ваших интересах, как и в моих. Без ввоза кули акции не подымутся. Спокойной ночи!
Бастейпл (протягивает ему руку). Не хотите ли сигару?
Битон. Нет, благодарю. (Пожимает протянутую руку и выходит.)
Бастейпл глубже погружается в кресло и задумывается. В глазах и на губах легкая улыбка. Звонит в колокольчик, стоящий на круглом столике. Входит
Фаррел.
Бастейпл. Сколько у меня акций во всех южноафриканских концессиях, вместе взятых?
Фаррел. Триста пятьдесят семь тысяч, сэр.
Бастейпл. А в переводе на деньги?..
Фаррел. На сумму в триста двенадцать тысяч фунтов.
Бастейпл. Сколько из этих акций записано непосредственно на мое имя?
Фаррел. Около ста тысяч, сэр. Остальные на подставных лиц.
Бастейпл. Нужно все перевести на подставных, Фаррел, за исключением двадцати тысяч. Проведите эту операцию незаметно и до рождества.
Фаррел. Слушаюсь, сэр.
Бастейпл. Барон Зимбош еще здесь?
Фаррел. Ждет в приемной, сэр.
Бастейпл (кивнув). Пригласите его.
Фаррел (идет к двери слева и, отворив ее, говорит). Будьте добры, барон, попрошу вас пройти сюда.
Входит барон Зимбош. Это представительный мужчина с раздвоенной каштановой бородой и жесткими волосами. Он в сюртуке, в руке цилиндр. Фаррел закрывает
дверь и удаляется в свой кабинет.
Бастейпл. Добрый вечер, барон.
Зимбош (говорит с легким иностранным акцентом). Добрый вечер, мистер Бастейпл.
Бастейпл. Какие у вас для меня новости?
Зимбош (пожав плечами). Еще слишком рано, чтобы сказать что-нибудь определенное. Но доктор Лейдс не сидит без дела, можете быть уверены. Нет, он не сидит без дела.
Бастейпл. Ну, и что же отсюда следует?
Зимбош (понизив голос). Война, мистер Бастейпл, война!
Бастейпл. Фью! Далековато хватили!
Зимбош. Вы полагаете? Доктор Лейдс поддерживает в Крюгере убеждение, что Европа сочувствует бурам. Эти голландцы обведут его вокруг пальца. Дядюшка Пауль Крюгер... они вертят, как хотят, этим упрямым стариком. И они, голландцы, хотят войны. А Маюба, мистер Бастейпл? Англичане не забыли этого своего поражения и не забудут, пока не возьмут реванша. А английские поселенцы в бурских республиках? Разве они смогут добиться чего-либо от Пауля Крюгера? Навряд ли. Примерно через год ждите войны, мистер Бастейпл, ручаюсь головой.
Бастейпл. Старик Крюгер для этого слишком хитер. Как, по-вашему, барон, могут буры выиграть такую войну?
Зимбош. Мистер Бастейпл, англичанин поглощает слишком много тумана и жирного йоркширского пудинга, - это мешает ему сразу разглядеть врага. Ему нужно время, чтобы раскачаться. Какой англичанин поверит, что он уже воюет, пока его не стукнут три-четыре раза? Вот тогда он начинает чесать у себя в затылке и говорить: "Помилуй бог, да никак мы воюем?"
Бастейпл. А как вы в вашем Конго смотрите на все это?