Дебри
Шрифт:
Чтобы расположить богов и духов, язычники ублажали их на капищах жертвами. Жертвоприношение мог совершать любой человек. Язычники верили, что у каждого живого существа и у каждой вещи есть свои души – они и уходят с капищ на небо. Боги надевали душу рубахи, ели душу мяса и радовались, добавляя новую душу барана в свои стада бараньих душ. Сытый, довольный и разбогатевший бог соглашался помочь людям там, внизу. Он встречал в своих чертогах прилетевшую душу шамана и передавал на землю совет. Или сам спускался вниз, вселялся в шамана и говорил с людьми.
САМЫМ «ШАМАНСКИМ» МЕСТОМ В СИБИРИ СЧИТАЕТСЯ ОСТРОВ ОЛЬХОН НА БАЙКАЛЕ. ЭТО СВЯЩЕННАЯ ЗЕМЛЯ БУРЯТ. СКАЛА ШАМАНКА НА БЕРЕГУ ОСТРОВА – ОНА ЖЕ БУРХАН-МЫС – ЮРТА ЭЖИНА,
Истязать себя такими путешествиями и таким общением было опасно для психики и физического здоровья. Невротики-шаманы жили недолго и трудно. Их хозяйства приходили в упадок, семьи разваливались, рассудок не выдерживал и помрачался. Шаман был не злым мошенником, угнетающим тёмных инородцев, а жертвой, которую народ приносил ради понимания жизни. Только патологические типы соглашались стать шаманами с охотой и радостью, а в целом шаманство было смертным приговором.
Скала Шаманка на острове Ольхон
Чтобы стать шаманом, человек должен был иметь в себе «шаманский корень». Возможно, таковым считали генетическую предрасположенность к эпилепсии или шизофрении. Рано или поздно «избранный богами» слышал «шаманский зов». На него можно было и не отвечать, но тогда на человека сыпались несчастья. А тот, кто смирялся со своей судьбой, шёл на выучку к уже действующему шаману. Старый шаман рассказывал о богах, их нравах и пристрастиях: кто где живёт, кто над чем властвует, какие жертвы любят боги и на какие призывы откликаются. Пройдя обряд посвящения, молодой шаман занимал своё место в обществе. Если повезёт, шаман мог дотянуть до старости и отойти от дел, доживая свой век в покое и почёте.
Самые сильные шаманы существовали у народов Севера – у ненцев, якутов, чукчей. А самая развитая традиция шаманства была, пожалуй, у бурят – у «братов», как говорили русские. Предания о главном «гнезде» шаманов на острове Ольхон на Байкале – наследие бурятской культуры. У бурят была целая «школа шаманов». Тайные правила мистических обрядов содержались в книге «Нишан-шаман», написанной на маньчжурском языке. Шаманы бурят проходили семь стадий посвящения, и на каждой стадии сила шамана возрастала. Буряты верили, что первым шаманом был Чингисхан.
Русские поселенцы не сомневались в могуществе сибирских шаманов, и даже крещёные иностранцы не сомневались. В 1675–1678 годах в Якутске старшим воеводой служил Андрей Барнашлёв – англичанин Уильям Бернсли. Он был жестоким самодуром, и якуты написали на него жалобу. Сибирский приказ направил в Якутск нового воеводу, чтобы он расследовал злодеяния Барнашлёва. А коварный англичанин отловил шаманов и заставил их камлать – просить богов, чтобы жалобщики сдохли, а ревизор был милостив. Неизвестно, какая сила подействовала на Барнашлёва, но в 1679 году он внезапно умер. Ему было 59 лет.
Шаманами интересовался и Пётр I. В 1704 году он приказал воеводе Берёзова найти трёх-четырёх кудесников, «которые б совершенно шаманить умели», и привезти в Москву. Пётр велел не «стращать» шаманов, а выдать им всё, что нужно для «шаманства», и принять на жалованье. Служилые бросились исполнять. Вскоре воеводе Хрущёву доставили двух шаманов. Воевода допросил, «какое за ними есть шаманство»; шаманы били в бубны, плясали и бесновались, но чудес не сотворили. Воевода расстроился и в досаде прогнал язычников, а в Москву сообщил, что не послал шаманов, боясь напрасных дорожных «истрат». Из столицы прикрикнули, чтобы воевода не умничал и снова искал шаманов, а не то на него наложат пеню.
Шаманизм
Первоссыльный неодушевлённый
История Угличского колокола
В 1591 году из Углича в сибирскую ссылку было выслано шестьдесят семей. Избитые, закованные в цепи и колодки мужики и бабы с маленькими детьми больше года месили ногами три тысячи вёрст снега и грязи, падали от ветра, теряли в болотах раскисшие лапти и подмётки, кутались в тряпьё, мазали дёгтем кровавые, изъеденные мошкой лица, просили подаяние и вместо хлеба грызли осиновую кору. Это были первые сибирские ссыльные: через полстраны их отправили на восток осваивать стратегически важные территории за Уралом. На каторжных угличанах власти испытали тот путь в Сибирь, по которому потом прогонят больше миллиона ссыльных. Своими жизнями ссыльные будут мостить эту дорогу смерти до конца XIX столетия, пока за Урал не проложат первые рельсы.
Из шестидесяти семей несчастных угличан едва ли половина добрела до Сибири. Хорошо перенёс дорогу лишь один-единственный ссыльный. В Угличе его сбросили со Спасской колокольни, вырвали ему язык, отрубили ухо и наказали двенадцатью ударами плетей. Всю дорогу в Сибирь мужики и бабы тащили опального калеку на себе. А весил он 19 пудов 20 фунтов (319 кг), было ему триста лет, и звали его Набатный колокол. Вина на нём была страшная: он подстрекал жителей города к бунту.
15 мая 1591 года в полдень этот колокол собрал на площади весь Углич. Соборный сторож Максим Кузнецов и поп Федот по прозвищу Огурец что есть сил били набат: изменники зарезали девятилетнего царевича Дмитрия, сына Ивана Грозного и Марии Нагой! Царевич был последним Рюриковичем, вместе с матерью-царицей он был удалён из Москвы на поселение в Углич. Народ кипел от гнева, вопли собравшихся на соборной площади заглушали призывный гул колокола. Брат царевны Дмитрий Нагой выкрикнул имена подозреваемых, и взбешённая толпа кинулась на расправу. При самосуде угличане забили до смерти и растерзали пятнадцать человек.
Весть о массовом народном волнении долетела до Бориса Годунова, и на третий день в Углич вошло царское войско, а следом прибыла следственная комиссия Василия Шуйского и митрополита Геласия. Смутьянов схватили. Двести человек казнили, а Кузнецова, Огурца и ещё шестьдесят семей сослали в крепость Пелым за Уральским хребтом. Был наказан и колокол.
В Тобольск колокол прибыл в 1593 году. Воевода князь Фёдор Лобанов-Ростовский распорядился запереть его в приказной избе и клеймить надписью «Первоссыльный неодушевлённый с Углича». Но вскоре воевода решил, что «неодушевлённый ссыльный» должен работать наравне со всеми; колоколу приделали вырванный язык и повесили на колокольню церкви Всемилостивого Спаса. Позже «по причине резкого и громкого голоса» заключённого перевели на Софийскую соборную колокольню, чтоб отбивал часы и звонил в набат во время пожара.
Макет Угличского колокола в музее Тобольска
Ссыльные угличане упокоились в мёрзлых сибирских могилах, и через сто лет их правнуки уже считали эту землю своей. Они знали тайные тропы в болотах, ставили капканы на пушного зверя, плели рыболовные морды из прутьев и сети из крапивной пряжи, ходили на Ямыш-озеро за солью, служили на «посылках» у тобольского воеводы. И только один ссыльный всё помнил за всех. Почти два века он звоном напоминал о забытых мучениках.