Дебютант-киднеппер
Шрифт:
И я изобразил некую пародию на реверанс, каким я его видел в фильмах. Эпоха только более поздняя, ну и пофиг.
Вечером, на стоянке, когда только разгружались в предвкушении ужина и некоторого отдыха от гребли, графская дочка подошла и чуть ли не двумя пальчиками уронила узелок передо мной.
— Я это носить не буду.
— Да бл... Чё не так-то?! — я, только что мечтавший закинуть в желудок кусок мяса и вытянуть ноги завелся «с пол оборота».
— Это крестьянское.
А-а-а-а!
—
Только потом осознал, что стою со сжатыми кулаками, зубы стиснуты, аж челюсти заболели. На секунду в глазах Летисии мелькнул страх. На секунду.
— Ты что, орк, думаешь, я буду носить за кем-то грязные обноски? — носик вверх, грудь... тьфу, то место, где у нормальных девок сиськи, выпятила вперед.
— Послушайте, дамочка... — я сдерживался как мог. Вокруг нас уже начали останавливаться и прислушиваться, — неужели в ваших куриных мозгах поселилась мысль, что всё это, — я пнул узелок, — парни поснимали с трупов?
На ее личике что-то отобразилось, видимо такую картинку она себе не рисовала.
— Тряпки взяты из сундуков. Понимаешь ты, своей тыковкой, что это значит? — блин, ща же сорвусь! Меня уже трясет! — Это значит, что прежде, чем туда попасть платья были постираны. Постираны! — я всё-таки сорвался на крик. — Но ты же сама не стираешь! Ты, сука, белоручка долбанная, даже не знаешь, откуда чистая одежда берется!
Теперь Летисия более всего напоминала обиженного ребенка. Не привыкла, что на тебя орут?
— Не нравятся тряпки?! — всё, тормоза слетели окончательно.
Я схватил узелок, ткнул им ей в лицо. Летисия, закрываясь руками, отстранилась.
— Тогда ходи в грязном!!! Сдохнешь от какой-нибудь болезни, нам только легче будет!
И с этими словами я швырнул узел в костер, который уже успел разгореться. Благо котёл сверху пока не пристроили.
Секунду Летисия стояла и остолбенело смотрела, как язычки пламени начинают лизать ткань узелка, как огонь побежал по самим тряпкам... И метнувшись пантерой выхватила собранное для нее барахло.
— Что ты себе позволяешь!
Она выпрямилась, сбив с узелка огонь, шмякнув его несколько раз о землю. На лице не ярость — обида. Откинула со лба сбившуюся чёлку.
— Что я себе позволяю? — я чуть ли не шипел. Ткнул указательным пальцем почти что в ее нос. — Что ты себе позволяешь?! Думаешь, ты такая ценная? Думаешь, из-за выкупа я буду терпеть твои выходки?! Да мне уже плевать на деньги!!! Мы за сезон больше соберем, чем собираемся получить с твоего папаши! Вот прям ща, сверну твою голову, брошу труп под берег, чтоб зверье обглодало. И никто мне слова не скажет!!!
Не знаю, что на нее подействовало больше: мой крик, угроза смерти или перспектива стать обглоданным трупом без погребения, но теперь удивление сменил
— Или хочешь, горло перережу? — я ловким жестом заправского гопника выхватил отцовский сакс, покрутил перед ее испуганными глазёнками, подушечкой большого пальца демонстрируя его остроту. Порезался. По пальцу потекла кровь. Да и фиг с ним! — Хочешь?!
— Н-н-не-ет... — затрясла она головой, пытаясь отстраниться от клинка.
— Тогда схватила тряпки и бегом переодеваться! — сквозь зубы выдавил я, не убирая ножа.
— К-куда?
«Ворон» приткнулся под высоким обрывом. Наверх не вариант — туда разведка с матюками еле-еле взобралась. Девчонке — или вправо или влево по урезу воды.
— Куда хочешь! Хочешь? Здесь! Заодно продемонстрируешь парням, что это за красота неземная нам в руки попала.
Она мелко-мелко затрясла головой.
— Тогда вот, туда, — рукой с зажатым саксом я указал на здоровенный валун, выше пары человеческих ростов, что когда-то скатился с высокого берега в воду метрах в ста от стоянки и теперь перегораживал проход под обрывом.
Подхватив узелок Летисия, быстро посеменила вперед, периодически со страхом оглядываясь на топающего позади меня.
Чтоб перебраться за валун ее пришлось подсаживать на земляную осыпь. Потом я сам забрался туда же, цепляясь за торчащие из обрыва корни, спрыгнул вниз и подставил руки, чтоб девушка смогла спуститься. Обошлись безо всяческих романтических «прыжков в объятия» — во мне до сих пор клокотала злость на тупую курицу.
Наконец валун отсек нас от взглядов команды.
— Переодевайся!
— Отвернись.
Страх-страхом, но стыд пересиливал.
— Переодевайся! — с нажимом.
— Я не буду! Отвернись!
— Ага, чтоб ты меня... — осмотрелся по сторонам. Палок никаких, попадаются редкие каменюки, но ей не поднять. — По башке чем-нибудь приложила?
— Ну, честно, я не буду! Отвернись, — уже умоляет, в уголках глаз показались слезы.
Вот чёрт... Меня внезапно отпустило. Злость куда-то испарилась, осталась усталость. Перегорел что ли?
— Ладно... — огляделся. — Туда отойду, — поднял палец. — Спиной поворачиваться не буду! — Увидел вновь распахнувшиеся глаза, — Но и смотреть тоже. Обещаю.
Прошёл по берегу чуть дальше, метров на десять, присел на подходящий камень, уставился в море. Если вздумает напасть — увижу периферийным зрением. Выдохнул.
Если разобраться, пришла в голову мысль, по сути, она еще ребенок. Избалованный, капризный, привыкший к относительной безопасности и тому, что все бытовые вопросы за нее решают. И вот попала... как курица в ощип. Одна, кругом страшные и ужасные «демоны», которыми наверняка с детства мамки-няньки пугали. Первая реакция — шок, ужас, и «лучше б я умерла!». Но время идет, суп из нее не варят, не насилуют толпой, хотя по идее должны. Всяким мукам и пыткам не подвергают.