Дед Илья и внук Илья
Шрифт:
Они вернулись к дому, где жил дед Илья.
— Матери привет передашь, — сказал дед Илья. — Да смотри, как бы Илюшка в пути с твоего драндулета не слетел. Привяжи его, что ли.
— Никакой не драндулет, а мотороллер! — возмутился Илюша. — Не надо меня привязывать! Маленький я, что ли?
— Мы уж с ним не раз ездили, — успокоил деда Илью Платов Второй. — Садись, сынок. Держись за скобу крепче.
Дед Илья подошёл, поглядел, как Илюша сел, проверил — есть ли за что держаться. Потом трижды поцеловал Илюшу в щёки, в левую, в правую и опять в
— Приезжай, деда! — шепнул ему Илюша.
Мотороллер рванулся вперёд, и они помчались.
По пути в какой-то деревне останавливались у магазина, выпили вдвоём целую бутылку фруктовой воды, а одну взяли про запас.
Когда же Илюша опять взобрался на заднее сиденье, Платов Второй обернулся, весело подмигнул ему и спросил:
— Ну, а тайна-то как поживает? Строишь?
— Почти выстроил! — радостно ответил Илюша. — Только она теперь уже другая, безо всяких колёс!
— Да ну? — Платов Второй нажал на педаль, мотор взревел, они рванулись вперёд.
А Илюше стало вдруг так хорошо оттого, что вот они вместе — отец и сын — мчатся по полям и лугам, через леса и мосточки, далеко-далеко, в свой родной городок. И колосья кланяются им вслед, и пыль клубится за ними. И мотороллер у них такой быстрый. И батя у Илюши прямо замечательный. И ему захотелось сию минуту, вот сейчас, рассказать свою тайну.
Вцепившись руками в скобу, подпрыгивая на рытвинах, Илюша крикнул прямо в горячую отцовскую спину:
— Это настоящая будка для мороженого!
Но мотороллер трещал, полная ветра дорога на самой большой скорости летела навстречу, и Платов Второй так и не расслышал доверчивых и очень важных Илюшиных слов.
…А поздно вечером, когда уже кончилась работа на стройке, дед Илья сидел один в своей каморке и писал письмо бабе Тане. Горела лампа. Из темного палисадника залетали в окно белые ночные бабочки. Дед Илья накрывал их своей большой ладонью и осторожно выбрасывал обратно на волю.
— Лети, лети, пока летается, — говорил он и опять брался за перо. Он писал:
«…а Илью-сына ты, Таня, обихоживай, корми его получше, сала ему давай, что ли. Худой он, а работа его ответственная.
Таня, твои замечания я учитываю, всё думаю, чем могу помочь сыну. Решу, тогда тебе сообщу первой. Однако скоро меня обратно не ожидай. А болезни нам с тобой, Таня, надо пока что отложить. Выдюжим. У меня тоже сильная ломота в сердце, однако я на людях не выказываю, чтобы не подумали: «Пора тебе, старик, на печку да на пенсию». Я так считаю: даже помирать собрался — так рожь сей! А у нас с тобой, Таня, ещё много дел не переделано. У тебя на руках Илюша, да и второй Илья, сын, без твоего обихода совсем, гляди, отощает. Да что тут лишнего говорить: ты всем нам, мать, как ясно солнышко… Ну, а мне до осени обязательно нужно ясли для здешних ребятишек под крышу подвести. Ты уж, Танюша, как-нибудь пока управляйся без меня…»
А бабочки опять влетали в окно, шуршали на бумаге и размазывали чернильные буквы.
Глава 17. Что это
В новой школе уже все классы покрашены, и у заведующей учебной частью на столе лежит толстая тетрадь. Туда записаны все ребята, которые осенью пойдут учиться в первый класс. Илюша и Таиска тоже.
В магазин привезли тетради и учебники, у староузских ребят всё уже куплено, сложено в новые ранцы и портфели.
А солнце сияет и жарит во всю силу. Сено давно высушили, сметали в большие, как дома, стога. Ровный гул машин стоит над полями, там убирают хлеб. Но в это лето ребята почти не бегают смотреть на уборку. У них только и разговоров, что о Новом городе.
Три улицы уже выросли. К Октябрьским праздникам во все дома въедут жильцы. А ещё одна улица только-только проклюнулась из земли, стены едва поднялись над пустырём.
У староузских ребят теперь много знакомых строителей. Экскаваторщики их уже по многу раз сажали в кабины экскаваторов, а бетонщики позволяли разравнивать мокрый бетон, а сварщики давали подержать свои защитные маски, сквозь них не больно смотреть даже на солнце.
Все староузские ребята мастерят в подарок Новому городу какие-нибудь интересные штуки, а какие — друг другу пока не говорят.
Илюша строит свою лежачую будку в низенькой чаще Комсомольского леса. Тут у него всё под рукой: инструмент хранится в кладовке меж корней; старый пень служит верстаком: хочешь — гвозди на нём распрямляй, хочешь — доски распиливай.
А которые никак не распилишь, Илюша всё равно прибивает к будке. Ничего, что неровные. Когда будка будет готова, всё закрасится.
Сейчас самое главное — построить стены, чтоб они были прочные и не качались. Илюша набивает на них всё новые планки, доски, фанерки. Но они качаются.
— А помнишь, мы лазали под деревянный помост на площади? — вспоминает Таиска. — Помнишь, как ты набил себе шишку на лбу?
— Помню! — радостно отвечает Илюша.
Он, конечно, не потому радуется, что шишку набил, а потому, что вспомнил, как там были прибиты доски. А они были прибиты крест-накрест, для устойчивости.
И вот они вместе с Таиской начинают набивать всякие горбыльки и планки от угла к углу, крест-накрест. А поверх — ещё крест-накрест и ещё, чтоб крепче было.
Потом они вдвоём изо всех сил раскачивают постройку. Ну вот, теперь она качается только вся целиком, стены крепко держатся друг за друга.
И наконец начинается самое интересное: они красят будку в голубой цвет. Дедушка Матвеюшка дал им краску в банке и толстую кисть. Ах, какое же это чудесное дело — покрывать будку голубой масляной краской! Всё вдруг становится гладким и нарядным, даже неровные доски, даже деревянные заусеницы и вмятины.
Домой Таиска и Илюша возвращаются до бровей измазанные голубым. Масляную краску не так-то легко смыть. Таиску мать оттирает скипидаром. Баба Таня ставит Илюшу в таз и трёт мочалкой с мылом. За этим занятием их застаёт Платов Второй. Он видит под мыльными потоками голубые Илюшины руки и хохочет.