Дефиле озорных толстушек
Шрифт:
К несчастью, эти самые данные в отсутствие пропавшей ксерокопии хранила только моя девичья память, а она никогда не отличалась крепостью. ФИО и дату рождения красотки я помнила, твердо знала, что она замужем и имеет ребенка – мальчика Петю, но адрес из моей памяти испарился. При таком раскладе представать пред светлые очи шефа смысла не имело. Оставалось надеяться, что адрес Елены Николаевны Коврижкиной запомнила Трошкина.
Я позвонила Алке, но дома ее не было, а мобильник не отвечал. Либо подружка чем-то занята настолько, что не может отвлечься на телефонный разговор, либо она потеряла сотовый. Обычно Алка чередует утраты по принципу чересполосицы:
Делать было нечего, под редким дождиком я пробежала на остановку и поехала домой, безрадостно воображая картину финансового крушения родной компании «МБС». Эх, разорится Бронич и пустит нас с девчонками по миру, как сказала Зойка, без выходного пособия! В лучшем случае, Зое и Кате частично погасит задолженность по зарплате старой офисной мебелью, а мне на долгую светлую память подарит собрание моих собственных фотографий. Их у нас в конторе много – я с актрисой Алексимовой, я с фокусником Мио, я с певцом Размановым и так далее – настоящий иконостас. Почитай, всякий раз, когда меня командируют взять интервью у заезжей звезды, поблизости находится знакомый фотограф, который с удовольствием снимает меня со знаменитостью. Честное слово, я не напрашиваюсь! Максим Смеловский объясняет этот феномен тем, что знаменитости зачастую красотой не блещут, а мое присутствие в кадре этот недостаток компенсирует. Точно, певец Разманов, например, даром что секс-символ потерянного поколения, росточком удался в полярную сосенку, на снимке он мне по плечо. По моей простодушной просьбе господин Разманов напел пару строк своего хита а капелла, и звук шел у меня из-под мышки, рождая стойкое ощущение, будто к господам офицерам обращается малолетний сын полка. Но пел хорошо, ничего не скажешь…
Из офиса туристической компании «Флора-трэвел» Алла Трошкина поехала домой, ужасно сокрушаясь отсутствием свободных финансов. Больше всего Алке хотелось прямо на троллейбусе закатиться в бутик или хотя бы на вьетнамский вещевой рынок и накупить себе обнов по размеру. В платье с широкого плеча покойной соседки она чувствовала себя козявкой, заблудившейся в пышном цветке.
Пока рядом шагала самоуверенная Инка, Алла не комплексовала, но без моральной поддержки подруги держалась плохо. Стыдясь того, как нелепо она выглядит, Трошкина не хотела пересекать просторный двор белым днем, на глазах у знакомых и решила где-нибудь отсидеться до темноты. В качестве укрытия она выбрала знакомый кипарис и направилась к окруженному резиной дереву, но на пути была поймана малознакомой особой.
– Аллочка, милочка, как хорошо, что я вас встретила! – сцапав Трошкину пухлыми ручками в кольцах и браслетах, возликовала дама, похожая разом и на певицу Пугачеву, и на палехскую матрешку.
С Аллой Борисовной ее роднили распущенные рыжие кудри и просторный шелковый балахон, а с матрешкой – лицо, нарисованное яркими красками на грунтовке из тонального крема.
Алка не нашлась, что сказать, ибо радости дамы по поводу их случайной встречи не разделяла, а также не испытывала особого восторга оттого, что вынуждена стоять под накрапывающим дождиком. Впрочем, Матрена Борисовна не нуждалась в том, чтобы ей подавали реплики, она одна говорила за двоих. А поделиться зонтиком и не подумала, мымра!
– Аллочка, душенька, я слышала, вы прекрасно перешиваете вещи со взрослых на малышей, так вы непременно должны сшить костюмчик для моего крохи! Ему уже месяц, мы сделали все прививки, и доктор разрешил нам выходить на улицу, буквально гулять в любую погоду, вы
Трошкина кивнула, стряхивая с волос капли воды и заодно одобряя врачебное предписание. Она тоже считала, что младенцев надо выгуливать в любую погоду, уводя коляску подальше от жилых кварталов. Как многие люди, не имеющие своих малышей, Алка считала самым большим дефектом детской конструкции отсутствие кнопки отключения сигнализации.
– А у нас нет достойного прогулочного костюмчика для летней жары, но я вам принесу свое шелковое парижское платье – лиловое, воздушное, прелесть! – и вы сошьете нам из него что-нибудь этакое, хорошо? – тарахтела дама.
– Пеленки, что ли? – не поняла Алка.
– Почему пеленки? Вовсе не пеленки! – Мадам надула губы. – Нам нужен настоящий костюмчик, со штанинками и воротничком, я думаю, под складчатой мордахой отлично будет смотреться кружевное жабо, как вы полагаете?
Трошкина немедленно вообразила толстощекого младенца в меловом костюме с жабо и умилилась.
– Только надо хорошенько подумать, что делать с хвостом, – как бы про себя заметила дама.
– У вашего ребенка есть хвост?! – ужаснулась Алка, мельком подумав, что генетические мутации – страшная вещь, вот ведь не зря народ тянется к экологически чистому природничеству!
– Разумеется, есть! – оскорбилась Матрена Борисовна. – Это же шарпей, а не боксер какой-нибудь!
– Шарпей? – повторила Трошкина. – Собака, что ли?
Она еще никогда не обшивала животных и теперь не знала, как отказать настырной даме, а та, словно почувствовав ее сомнения, проворно полезла в сумку и вынула пухлый кошелек, похожий на упитанного молочного поросенка.
– Это задаток, чтобы вы не передумали! – безапелляционно сказала мадам, заталкивая в вялую руку Трошкиной денежную бумажку. – Все, будем считать, что договорились, я загляну к вам завтра во второй половине дня! Снимем мерки с малыша!
Широко взмахнув крылом балахона, искусно расписанного в технике батик, знойная женщина удалилась. Алка некоторое время тупо глядела на ямки, которые продавили в размягчившемся асфальте каблуки увесистой мадам, постепенно наполнявшиеся водой. Алка вспомнила, что перед уходом вывесила за балкон свежевыстиранные природнические сарафаны, и вяло подумала, что одежки наверняка промокли под дождем. Потом она разжала кулак. На ее ладони лежала бледно-зеленая бумажка достоинством в одну сотню американских долларов.
– Сто баксов – это только задаток? – недоверчиво произнесла Трошкина. – За переделку хозяйских носильных вещей в одежду для домашних животных платят такие деньги?
Она уже жалела, что никогда раньше не шила прогулочные костюмы для шарпеев. Да что там! Алка согласна была всю оставшуюся жизнь обшивать собак, кошек, морских свинок и даже ящериц игуан, которых вообще-то боялась, как черт ладана!
Прятаться от людских глаз под кипарисом она вмиг передумала, дождь ее уже не пугал, и на судьбу мокнущих на веревках сарафанов стало глубоко наплевать.
– Я люблю тебя, жизнь, что само по себе и не ново! – запела повеселевшая Алка, направляясь к остановке общественного транспорта.
Сотни долларов, если тратить ее с умом, должно было хватить на многое.
Я вернулась домой около семи вечера. Первым делом постучалась к Трошкиной и убедилась, что моя подружка куда-то умотала.
– Я тоже жду Аллу, – подал голос молодой человек, устроившийся на роковом для меня подоконнике одним лестничным пролетом ниже пятого этажа.