Дефиле озорных толстушек

Логунова Елена Ивановна

– Ванька Горин рассказывал, он же знатный турист и в грибах прекрасно разбирается, – так же машинально ответил Зяма. – А еще он недавно оформлял «Энциклопедию грибника» и подарил мне один экземпляр, картинки там классные, каждый гриб – красавец, а эта самая бледная поганка – вообще Мисс Вселенная, красоты неописуемой…

Тут до меня дошло!

– Поганка?! – заорала я, схватившись за сердце. – Вы что? Хотите сказать, что мы с мамулей наелись поганок?!

– Если не веришь, я тебе сейчас энциклопедию притащу, – предложил Зяма. – Время у нас есть, «Скорая» приедет минут через десять, не раньше.

«Скорая помощь» и в самом деле прибыла через четверть часа. К этому

моменту я уже успела холодеющими от ужаса руками перелистать страницы «Энциклопедии грибника» и узнать много нового, но совсем не приятного.

– Яд бледной поганки не разрушается ни термической обработкой, ни морозом, – вслух прочитал Зяма, забрав из моих ослабевших рук прекрасно иллюстрированную книгу.

Мы с мамулей внимали ему с ужасом. У меня ужас усугублялся чувством вины. Надо же, я отравила родную маму!

– По слухам, этот гриб обладает очень нежным вкусом. – Зяма поднял глаза от книги и вопросительно посмотрел на нас.

– Подтверждаю, – шевельнула бледными губами мамуля.

– Римского императора Клавдия отравили бледными поганками, – продолжил громкую читку Зяма. – Говорят, после дегустации Клавдий успел издать указ о том, чтобы к его столу всегда подавали эти вкусные грибы.

– Бледная поганка очень похожа на шампиньон и чуть меньше на сыроежку, – вещал братец. – Молодая поганочка покрыта бледной пленочкой, потом она разрывается, оставляя на ножке гриба манжету.

– Довольно, Зяма! – зашипела я. – К чему нам эти интимные подробности из жизни бледной поганки!

– Молчи и слушай, – оборвал меня братец. – Знала бы ты это раньше, не приволокла бы в дом такую гадость!

Я заткнулась.

– Бледная поганка распространена в хвойных и широколиственных лесах, – с удовольствием продолжил Зяма.

– И в салат-баре бистро аэропорта! – перебила его я. – Слушайте, граждане, надо немедленно предупредить администрацию кафе, что они травят людей бледной поганкой!

– Я позвоню, – сказал папа.

Он встал и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь, а вернулся уже в сопровождении врача «Скорой помощи».

Пятница

Не буду расказывать, как интересно и с пользой для здоровья мы провели время в больнице. Просто скажу: было нескучно, и я не скоро забуду этот необычный вечер. Особенно много новых ощущений мне подарило экстренное промывание желудка, но говорить об этом я не хочу.

Доктор сказал, что нам с мамулей здорово повезло! Мне – потому что почти сразу после приема пищи у меня был приступ рвоты, и ядовитые грибочки в полном составе перекочевали из моего желудка в унитаз уборной аэропорта, так что навредить мне не успели. Мамулино везение выразилось в том, что она съела всего пару поганок, причем закусывала ими водку. Вообще-то алкоголь должен был усилить действие поганочного яда, но от непривычной порции выпивки мамуле подурнело гораздо раньше, чем от грибочков, так что медики с промыванием и прочими спасательными мероприятиями не опоздали. Тем не менее мамуле было хуже, чем мне, и она лежала под капельницей.

Из-за того, что мама должна была еще какое-то время оставаться под присмотром врачей, меня тоже заставили ночевать в больнице. Я чувствовала себя совершенно здоровой, разве что несколько ослабела после очистительных процедур, но папуля совершенно непреклонным голосом сказал, что я должна остаться рядом с мамулей. В конце концов, это именно из-за меня она оказалась на больничной койке!

Спорить было бесполезно, пришлось мне спать на продавленной койке, сетка которой свисала до полу, как гамак. И если бы спать! Многочисленные переживания напряженного дня взвинтили мою нервную

систему так, что даже три таблетки валерианки, скормленные мне медсестрой уже после ухода папули и Зямы, не помогли уснуть. Я долго ворочалась в кровати, нервируя противным скрипом дремлющую мамулю и соседку по палате – толстую бабку, с которой мы еще не успели познакомиться. Даже не выяснили, чем бабуся больна. Я решила, что хроническим ожирением: даже в провисшей койке бабкины телеса высились горой и при каждом вздохе сотрясались, как желе.

Лежать и смотреть на спящих было скучно и немного завидно. Я потихоньку встала и вышла из палаты.

На посту дежурной сестры было светло, сама она, подперев голову ладошкой, откровенно скучала. Я попросила у нее снотворное, но медсестра сказала, что такие препараты даются только по назначению врача, и предложила мне использовать старые дедовские методы – овечек посчитать или спеть себе колыбельную.

– А будет толк? – в сильном сомнении спросила я.

– Вреда уж точно не будет! – пожала плечами мудрая женщина.

Считать воображаемых овец мне не хотелось, петь тем более, поэтому я попросила разрешения посидеть немного на посту и почитать кем-то забытую книжку.

– Вообще-то это не положено, – протянула медсестра. – Ну, только если недолго.

Я схватила книжку в мягкой обложке и заняла себя чтением. Роман оказался забавным, в духе черной комедии. Автор с юмором живописал приключения некой Лизелотты, туповатой девицы, которую угораздило выйти замуж за мужика с синдромом Синей Бороды. Простодушная барышня даже не догадывалась, что супруг пытается ее убить, и непредсказуемо глупым поведением все время расстраивала его козни. Что-то мне все это напоминало… Я попыталась сосредоточиться на своих ощущениях и наконец поняла, что сама в последнее время выступаю в роли дурочки Лизелотты! Точно, меня тоже хотят убить!

– Но кто? – спросила я вслух.

Что характерно, я даже не задумалась: «За что?» Видимо, подсознание самокритично признало, что повод всегда найдется.

– Это врач из приемного покоя, – автоматически отозвалась на мой вопрос дежурная, которая как раз закончила короткий телефонный разговор. – Тяжелого привезли! Вы бы, девушка, шли в свою палату!

Я с сожалением отложила роман о приключениях очаровательной тупицы Лизелотты и поплелась в палату. Еще часа полтора, не меньше, слушала мамулино тихое сопение и громкий старушечий храп, смотрела в окно на звезды и даже считала овец, которых набралось с полмиллиона, – потом я просто прекратила бессмысленную инвентаризацию воображаемого скота. Колыбельную я тоже пела, но на втором куплете мамуля, не открывая глаз, свесила с кровати руку, нащупала на полу тапку и метнула ее в меня, промахнувшись самую малость. Тапка свистнула мимо моего уха, пролетела в миллиметре над животом спящей бабки, которая как раз в этот момент удачно сделала выдох, и свалила деревянную клюку, прислоненную к тумбочке.

– Хр-р-р?! – вопросительно всхрапнула старуха и с жутким скрежетом пружин перевернулась на другой бок.

Я подождала, пока стало тихо, снова вылезла из кровати и приоткрыла дверь в коридор.

– Ш-ш-ш! – укоризненно прошептали резиновые колесики каталки, поравнявшейся с моей дверью.

На каталке лежало тело, полностью закрытое застиранной больничной простыней. Что-то мне подсказало, что эта простыня – скорее упаковка, чем защита пациента от больничных сквозняков. Я испугалась и закрыла дверь. Постояла немного, кусая палец, а потом все-таки решила выйти. Ну, что такого? Кому я помешаю? Возьму на посту книжку про Лизелотту, запрусь в туалете и буду читать, раз уж спать никак не получается!