Deflor
Шрифт:
Двери в спальню хозяина были не просто закрыты, но еще и опечатаны крест-накрест полосатыми желто-черными лентами. Алина сверилась с картой, нашла выход во внутренний садик и осторожно подкралась к окнам спальни. Надела на руки перчатки, на ноги – целлофановые пакеты и сунула в щель рядом с щеколдой перочинный ножик.
При свете дня спальня выглядела совсем иначе. Деревянные панели сверкали лаком и инкрустацией. Расставленные повсюду цветы сияли яркими пятнами и капельками росы. Даже гигантская кровать, место ее несостоявшейся дефлорации, смотрелась как-то празднично. В белом полотне москитной
Она откинула сетку, подсознательно готовясь снова увидеть труп.
Постель оставалась смятой. На простынях виднелись какие-то масляные пятна. Алина тут же покраснела, вспомнив масляные пальцы массажистки у себя в заднице.
Крови не было. Это было странно, учитывая распоротое до позвоночника горло. Видимо, хозяина прикончили в другом месте и только потом перенесли сюда.
Она опустила сетку обратно и прошлась по спальне, огибая кресла, инкрустированные полудрагоценными камнями столики и вычурные тумбочки на гнутых ножках. Иногда делала снимки, если ей что-то казалось подозрительным.
Телефон молчал. Даже ни разу не пискнул.
В дальнем углу располагалось двухметровое цветастое панно, изображающее обнаженных девушек в крайне развратных позах. Внизу на картине оставалось пустое место, словно там не хватало еще одной девушки. Центральной и самой большой фигурой была удивительно красивая индианка, сидящая с призывно раздвинутыми ногами. Ее выбритый лобок и раскрытые половые губы блестели, словно натертые лаком.
Подчиняясь какой-то интуиции, Алина протянула руку и коснулась нарисованной промежности.
Панно медленно отъехало в сторону.
За ним было маленькое помещение, где тут же зажегся свет.
Там стоял стеклянный наклонный стол, вроде музейной витрины. На черном бархате за стеклом были выставлены мелкие безделушки. Дешевые пластиковые серьги, наполовину использованная помада, витой браслет с сердечком, даже какая-то мягкая игрушка, то ли собаки, то ли медведя.
Над витриной висело десять фотографий. Десять лиц улыбающихся девушек. Первую Алина узнала сразу. Это была та самая индианка с панно. Остальные, видимо, тоже были на картине. Их лица она подробно не рассматривала. Не было на картине только одной девушки. Последней, десятой. В этом она была уверена.
Потому что последней в ряду стояла ее собственная фотография.
Одна из тех, что она посылала полгода назад в «Гарт Моделс».
Алина почувствовала, как по спине поползли мурашки. Преодолевая смутную тревогу, она сделала несколько снимков.
Сзади послышался какой-то шум, и она выскочила обратно в спальню.
У раскрытых дверей стоял Баргас и смотрел на нее, мило улыбаясь. За его спиной высились двое мордоворотов в бронежилетах с автоматами.
– Мадемуазель Алина, – сказал он. – Это уже ни в какие ворота не лезет. Я закрывал глаза на ваши прогулки по коридорам, беседы с изолированной подружкой и даже на ваше обещание отдаться повару в холодильной камере. Но вламываться в опечатанное помещение… Это слишком. Если я и на это не отреагирую, полиция меня не поймет.
– Что это? – перебила она его, кивнув за спину. – Почему здесь моя фотография?
– Где? – он шагнул вперед, вглядываясь. – А, это. Ну, вы же мисс Понедельник нынешнего заезда. У хозяина была традиция – оставлять что-то на память от первых девушек каждой группы. Вот и была создана такая коллекция. А вы что подумали?
– Даже не знаю. Пустое место на панно, стало быть, оставлено для меня. Я правильно догадалась? Интересно, в какой позе бы меня изобразили? Наверное, раком. Тут как раз по экспозиции напрашивается. Вы как думаете?
Баргас пожал плечами.
– Какая сейчас разница? Раком, боком. Если бы все прошло нормально, художник бы изобразил вас в той позе, в которой вы больше всего понравились хозяину. Но, увы… – Он сделал приглашающий жест рукой. – Мадемуазель. Если вы закончили осмотр выставки, прошу на выход.
К дверям она пошла гордо подняв голову, хотя внутри все трепетало от непонятного страха. Главное было его не показывать.
Рядом с ним она приостановилась.
– Кстати, насчет изолированной подружки. Как она вам? Вдувабельна? Достаточно узкой оказалась для вашего толстого кривого хрена? Стоила она того, чтобы комбинации придумывать да ножи подбрасывать? Не разочаровались?
Баргас мило улыбнулся.
– Нет конечно. Все было так, как и ожидалось. Красивая, послушная девочка с роскошным телом. Мой, как вы выразились, толстый и кривой получил невероятное удовольствие. Спасибо, что спросили. И да, я ничего не подбрасывал.
– Ну, конечно, – пробормотала она и пошла дальше.
– Кстати, мадемуазель Алина. Я ведь должен вас поблагодарить.
– За что?
– Если бы вы не сказали ей, что мне от нее надо, сама бы она никогда не догадалась. Такие ушибленные религиозным воспитанием девочки всегда выбирают самый простой путь. Но его надо озвучить. Что вы и сделали. Можно сказать, вы сами привели ее ко мне, стянули с нее трусы и раздвинули ноги. Мы с вами трахнули ее на пару. Еще раз, спасибо. Вы очень помогли.
Он даже не смеялся. Был серьезен.
Внутри вспухла ярость.
Алина резко отвернулась, чтобы не наделать глупостей и скрыть подступившие слезы.
– Проводите мадемуазель до флигеля, – приказал Баргас мордоворотам. – И проследите, чтобы она в нем и оставалась.
16
– … А с другой стороны – все это совершенно логично, – сказала Изабель и плеснула в бокал еще винишка.
– Ты о чем? – спросила Сабрина.
– Миа у нас кто? Мисс Вторник. Сегодня у нас что? Вторник. Когда ее должны были трахнуть, тогда и трахнули.
– Ага, – сказала Жасмин. – Только сделали это бесплатно. Вряд ли Баргас ей хотя бы доллар заплатил.
– Девки, вы что, не поняли? – оторопело уставилась на них Алина. – Этот урод ее из-за меня трахнул. Я ему помогла. Поэтому и не поймал меня сразу, как на камерах заметил. Знал, что я ей скажу. Я и сказала. Чувствую себя последней плесенью.
– На, водки выпей, – Сабрина потянулась к бутылке «Абсолюта».
– Иди в задницу со своей водкой. Вина налей.
– Глупости все это, – заявила Юн Со. – Она сама пришла. Значит, захотела. Может, у нее в трусах уже хлюпало? Может, ей молиться надоело и захотелось почувствовать на губах вкус настоящей жизни?