Deflor
Шрифт:
Сперва она металась по своей клетке, стучала в дверь, простукивала стены, орала. Когда поняла, что никто не только не придет, но даже не услышит, села на пол, подогнув под себя ноги.
Было ясно, что с ней происходит второй этап подставы. Вчера Баргас свалил убийство на Мию. Сегодня пришел ее черед. За исчезновение трупа тоже должен был кто-то ответить. В роли козла отпущения Алина еще не бывала.
Но куда делся сам труп? Или Баргас его продал конкурентам, раз он такой дорогой, как утверждал Дарио. Или его и в самом деле кто-то спер. А значит на острове действовали уже
Сверху послышался какой-то шорох, и рядом с ней упал камешек.
Она подняла голову и вскочила.
В зарешеченном окошке у потолка виднелась улыбающаяся физиономия.
– Скучаешь? – спросила Сабрина.
– Как ты меня нашла?
– Никогда не догадаешься. Когда тебя увел красавчик инспектор, Ао решила за вами последить. Потом дождалась пока тебя выведут и узнала куда приведут. У нее на родине за овцами так следят.
– Зато ты никогда не догадаешься, в чем меня обвиняют.
Сабрина фыркнула.
– Мне и гадать не надо. Я знаю. Охранники, которые тебя вели, говорили на полинезийском, так что Ао их понимала. Они конечно всю дорогу больше твою задницу обсуждали. Но между делом сообщили, за что тебя сцапали. Скажи только одно – тебе зачем дохлая тушка Гарта понадобилась? Ты решила, что у мертвого у него стоит также, как у живого?
Алина подобрала с пола камешки и швырнула в окошко.
Сабрина скрылась, хихикая. Потом появилась снова.
– Рада тебя видеть, – сказала Алина.
– Я тоже, подружка. Ты уже придумала, как тебе помочь?
– Нет. Ума не приложу. Даже если замок вскрыть, далеко с острова все равно не убежать.
– Кстати, у нас радость. Красавчик инспектор снял с нас показания, убедился, что мы нихрена не знаем, и отпустил на волю. Теперь можем гулять по территории свободно.
– Встретишь снова красавчика инспектора, дай ему в морду, чтобы перестал быть красавчиком. Он как идиот Баргасу поверил.
– Заметано.
– Тебе, наверное, пора. Тут же камеры везде. Скоро сюда набегут полинезийские мордовороты и начнут уже твою задницу обсуждать.
– Моя задница к обсуждениям привычна, – философски заметила Сабрина. – Но как скажешь. Оставляю тебя наедине с дырой в полу. Часа через два снова приду, водки принесу. Тебе ведь нужна водка?
– Иди в жопу.
Сабрина скрылась.
И тут в голову пришла такая дикая мысль, что Алина аж подпрыгнула.
– Сабрина, стой!
Та снова заглянула в окошко.
– Чего тебе?
– Есть кое-что, чем ты можешь помочь прямо сейчас, раз вас уже выпустили из клетки. Найди охранника Ли.
– Это мелкого противного китайца что ли?
– Ага. И скажи дословно. «Алина передумала». Пусть приходит сюда.
Сабрина хмуро пожевала губами.
– Не знаю, о чем ты там передумала, но на твоем месте я бы с этим говнюком связываться не стала. У него на роже написано, что он хитрожопый злобный гандон.
– Просто передай, пожалуйста.
– Ладно, раз просишь. Но на всякий случай, когда он сюда заявится, побуду где-нибудь рядом. Вдруг этот хмырь тебя обидит?
– Поверь, этот хмырь не сделает ничего такого, чего бы я не захотела.
– Да? – Сабрина взглянула на нее с сомнением. – Ладно. Тогда пойду искать хмыря.
Она пропала.
Алина шумно выдохнула и с силой взъерошила волосы.
– Блин, – прошептала она про себя. – Что ты делаешь, дура?
4
Сколько он себя помнил, его всегда называли Вонючка Ли.
Отец служил ассенизатором и разъезжал по всем окрестным деревням с бочкой нечистот. Этим запахом были насквозь пропитаны он, его дом, вся семья и даже улица, на которой они жили.
Надо ли говорить, что все встречные и поперечные, знакомые и незнакомые относились к семейке Ли так же, как к той субстанции, которую развозил его отец.
Ли рос вонючим, уродливым и туповатым куском дерьма, но ему хватило мозгов понять про свою жизнь главное. Никто никогда ему ничего просто так не даст. Все придется рвать пальцами и выгрызать зубами.
В первый раз он сел за изнасилование в пятнадцать. Какая-то мимо проходящая фифа сказала подружке что-то про запах, и Ли тут же ударили в голову кровь, моча и сперма. Он выследил фифу, подкараулил в ее же собственном подъезде и жестоко отодрал, раздербанив в кровь обе дыры и выбив зубы. После чего позвонил в дверь ее квартиры, сдал на руки оторопелым родителям этот голый, изуродованный, хнычущий кусок мяса, бывший их дочерью, и посоветовал впредь быть вежливее. На суде выяснилось, что фифа рассуждала о запахе недавно купленных духов, но Ли было без разницы. Он наказывал не людей. Он наказывал весь мир.
Главной его жаждой были не деньги, не власть и даже не бабы.
Главной жаждой была жажда справедливости.
Когда Баргас взял его в команду, за плечами Ли были два десятилетия уличных банд, наемных убийств и боев без правил. Он умел ломать людям черепа без оружия и выживать под огнем без бронежилета.
И то, что он увидел, внезапно поднявшись из подземелий планеты в ее пентхаус, неприятно его поразило. Немногочисленные хорошо одетые ублюдки купались в роскоши, жили как боги, каждую ночь драли роскошных девок. А гигантская толпа слуг, сотрудников их корпораций, садовников, поваров и охранников им молчаливо прислуживала.
Это было несправедливо.
Одни в таком случае идут в революционеры. Другие – в прихлебатели. Ли выбрал второй вариант.
Теперь он мечтал урвать хотя бы немного от хозяйского пирога. Деньги он не особо ценил. Как любой бандит со стажем, он понимал, что деньги – субстанция эфемерная. Сегодня они есть, и ты в роллс-ройсе, а завтра их нет, и ты в канаве с пулей в башке. Поэтому его мог заинтересовать только один пирог. Длинноногие, белые, чистые, жопастые и сисястые курочки, с кукольными личиками и свежими нетраханными щелками. Их косяками доставляли хозяину и его приятелям-богатеям, и они каждый раз проходили мимо, не удостоив охранника Ли даже взгляда, словно он был какой-то мебелью. Когда их подрагивающие тяжелые задницы скрывались в темноте хозяйской спальни, все внутри Ли переворачивалось от осознания несправедливости этого гребанного мира.