Дефолт, которого могло не быть
Шрифт:
Ельцину тогда было всего лишь 66 лет, но недоверие, с которым были встречены официальные успокоительные заявления, демонстрировало, насколько все в российской политической жизни в конечном итоге зависело именно от него. Запланированное на следующий день совместное совещание министров и парламентариев для обсуждения вопроса о приватизации земель было отменено. Фондовый рынок откликнулся спадом, индекс Moscow Times понизился на 6,3%. Затем 18 декабря президент сообщил стране, что снова приступает к работе, но тут же следом врачи предписали ему еще неделю отдыха в санатории. Но к тому же и доверия ко всем этим официальным сообщениям о здоровье президента было мало: все помнили, как Кремль прежде пытался выдавать ельцинские инфаркты за простуды. И потому 19 декабря, когда в довершение всего агентство Standard & Poor’s
Ощущение неуверенности в будущем стало повсеместным. К тому времени отношение самих россиян к Ельцину опять испортилось, не было у людей особой симпатии к нему и в связи с его болезнью, тем более что всех раздражали попытки официальных лиц скрыть правду. Но при этом, не видя реальной альтернативы, общество оставалось на удивление пассивным. В Думе, где тогда доминировала оппозиция, что ни день звучали заявления о том, что страной управляет не Ельцин, а его администрация. Сама страна, похоже, была равнодушна к тому, кто станет его преемником. В то, что в Кремле могут допустить смену режима, в первое время после выборов 1996 года никто не верил. Это отличало тогдашнее положение дел от ситуации 1999-го, характеризовавшейся политическим возбуждением и неясностью, – вероятно, потому, что в 1996 – 98 гг. СМИ не были расколоты соперничающими группировками в той мере, в какой это случилось тогда, когда премьер Примаков и мэр Москвы Лужков пытались взять власть в стране.
Потенциальные возможности и политические реалии
И тем не менее, несмотря на царившее мрачное настроение, 1997-й был годом особенным, первым в пост-стабилизационном развитии российской экономики. Основные условия, необходимые для перехода от затянувшейся стабилизации к устойчивому экономическому росту, были наконец созданы. Инфляция снизилась до уровня, при котором уже можно было начинать инвестировать в реальный сектор, доходность ГКО сократилась до разумных размеров, и по целому ряду социальных показателей наблюдалась позитивная динамика. Все говорило за то, что страна готова начать новый этап в своем развитии [104] . Факторы, сдерживавшие экономический рост, по-прежнему существовали, но отныне они касались в основном государственных институтов и обусловливались в первую очередь бюджетными проблемами и недостаточным стимулированием роста. Но именно они и сработали.
В 1996 году в результате острых политических разногласий правительство неверно переориентировало свою экономическую политику. На макроэкономическом уровне ему следовало смягчить денежную политику и одновременно осуществить более жесткие фискальные корректировки, а оно вместо этого еще более смягчило свою позицию по отношению к бюджету и тем спровоцировало серьезный фискальный кризис. Усугубило кризис то, что антиинфляционные меры оказались эффективными, и в результате правительство лишилось инфляционного налога, которым обычно в течение продолжительного периода высокой инфляции пользовались все постсоциалистические страны. В России же налоговая система разладилась окончательно. Из-за запаздывающих структурных реформ сложилось кризисное положение в сфере государственных расходов, а последовавший секвестр расходов крайне негативно сказался на социальном страховании, на непроизводственных отраслях экономики и на армии.
Бюджетный кризис 1997 года, собственно, был прямым следствием принятия заведомо неисполнимого бюджета. Само по себе принятие такого бюджета сразу после победы на выборах довольно странно, поскольку во всем мире только что победившие на выборах правительства обычно позволяют себе занимать достаточно жесткую позицию. Но в России сформированное в августе 1996 года правительство, и особенно его финансовый блок, на удивление легко поддалось лоббированию со стороны различных групп интересов. Впрочем, все эти группы перед выборами поддержали власть и, что особенно важно, профинансировали переизбрание Ельцина, а потому рассчитывали на вознаграждение. Что ж, их запросы с готовностью удовлетворяли. Тем временем налоговую систему все больше подрывали взаимозачеты, из-за которых долги только росли, а «живых денег» в бюджете становилось все меньше [105] .
Для выхода из кризиса требовалось
В начале 1997 года представлялось, что возможны два варианта дальнейшего развития событий. В первом варианте предстояло найти выход из тупика, активизировать реформы, преодолеть бюджетный кризис, реструктурировать естественные монополии, решить проблему неплатежей, добиться улучшения в социальной сфере и т. д. Во втором – в стране начал бы формироваться режим олигархического правления, при котором несколько наиболее влиятельных в бизнесе человек получили бы возможность определять политику правительства в своих интересах. В этом случае возникала вероятность перманентного кризиса, в результате которого к власти могла прийти оппозиция либо могли начаться недемократические процессы. И было совершенно неясно, в каком из двух направлений пойдет страна. Правительство вроде бы пыталось реализовать первый вариант, но на деле начал осуществляться второй.
Одним из первых признаков того, что происходит изменение курса, стало назначение Анатолия Куликова заместителем премьер-министра. Этому амбициозному чиновнику, занимавшему пост министра внутренних дел, поручили вдобавок надзор за Государственным таможенным комитетом (ГТК) и за налоговой полицией. Из этого можно было сделать вывод, что Кремль решил добиваться увеличения налоговых сборов силовыми методами. Наблюдатели сокрушенно отмечали, что если дело обстоит именно так, то надежд на становление открытой рыночной экономики с прозрачной правовой системой скоро не останется совсем.
Через несколько дней, когда Черномырдин находился в Вашингтоне по случаю восьмой встречи в рамках Комиссии Гора – Черномырдина, Стэнли Фишер встретился с ним и прямо заявил, что если Россия сама не готова себе помогать, то МВФ не сможет ей помочь и подавно. Черномырдин, в свою очередь, пожаловался американцам, что МВФ ничего не понимает в реальной жизни, а те пообещали, конечно, сделать все возможное, но в то же время призвали российские власти проявлять в работе с МВФ дух сотрудничества. Черномырдин улетел из Вашингтона с впечатлением, что его никто не понимает, и весьма этим раздраженный.
Наконец-то в правительстве опять реформаторы
А затем, вопреки всем упадническим прогнозам, вдруг объявился снова энергичный и уверенный в себе Ельцин.
6 марта 1997 года он выступил перед Федеральным собранием с ежегодным посланием, названным «Порядок во власти – порядок в стране». Он отметил, что Россия вступила в 1997 год с тяжелым бременем проблем и что экономическое положение в стране сложилось критическое. Продолжился спад производства, увеличения инвестиций не произошло, люди страдали из-за задолженностей по зарплатам, пенсиям и пособиям. Настало время навести наконец порядок. Ельцин открыто осудил парламентариев за то, что они пользуются своим положением в корыстных целях, и пообещал скорую смену курса в России. Он многозначительно подчеркнул: «Всем должно быть ясно, что регулирование экономики в государственных интересах и вмешательство в нее в интересах отдельных ведомств, отдельных чиновников – не одно и то же. Вопиющий дефицит первого и удушающие экономику масштабы второго – симптомы опасной болезни». Ельцин сказал, что возьмет под свой личный контроль подготовку бюджета на 1998 год, что главным приоритетом экономической политики станет налоговая реформа и что больше внимания будет уделено работе естественных монополий, реформе пенсионной системы и ЖКХ, подробно изложил принципы необходимых преобразований в армии.