Декалог
Шрифт:
Ежи. Да уж.
Бромский. Вот именно… Я бы мог, если позволите… подыскать какой-нибудь эквивалент… меньше хлопот…
Указывает на лежащие на столе кляссеры. Ежи стоит между ним и столом. Пишет на обороте расписки номер телефона. Отдает листок Бромскому.
Ежи. Позвоните дней через пять. Я постараюсь достать деньги.
Бромский. Большое спасибо, иначе бы пришлось к адвокату… если не ошибаюсь, вы пока не собираетесь расставаться с коллекцией? В случае чего… может, вам понадобится совет или консультация…
В
Бромский. Я понимаю… У вас есть основания… я бы сам в такой ситуации…
Неловкое молчание. Наконец гость раскланивается и уходит.
Ежи. Папа был ему должен двести двадцать тысяч. Пока… этот явился первым.
Артур ставит бутылку на стол, видит вещи, которые Ежи вынул из шкафа, перелистывает газетные вырезки.
Ежи. Он собирал все, что о тебе писали.
Артур. А я думал, он забыл, как меня зовут.
Ежи. Холодильник и кровать с матрасом я бы взял, пригодятся на даче. Остальное твое… Согласен?
Артур просматривает вырезки. На каждой сверху аккуратно написано число и название газеты или журнала. Ежи не уверен, одобряет ли Артур предложенный им раздел имущества.
Ежи. Согласен?
Артур. Согласен, согласен… Я как-то задумался… почему между нами такая разница в возрасте?
Ежи. Я родился до сорок девятого, ты — после пятьдесят шестого. В промежутке он сидел.
Артур. Точно. А я не догадался.
Открывает бутылку, разливает.
Артур. Ты с ним об этом когда-нибудь говорил?
Ежи. Я был слишком маленький. А потом… случай не подворачивался. Он был в АК [4], где-то в руководстве… Помню, как он вернулся. Мы все загорелые, а он бледный. Мать за неделю начала готовить праздничный обед. Взяла у соседей скатерть, накрахмалила, раздобыла какие-то ножи, вилки. Накрыла на стол; он подошел, посмотрел и сказал: «Ах, вы тут на белых скатертях ели…» Ушел в свою комнату, и все… Мы с ним виделись иногда… он улыбался. Примерно в 58-м получил от товарища по восстанию письмо. Пришел на кухню и отклеил над паром марку. Долго разглядывал. Стоял и смотрел…
Артур. И тогда это началось?
Ежи. Кажется. Раньше он о марках представления не имел. И с тех пор как отрезало: ни мать его не интересовала, ни я… потом ты…
Артур. Со скатертью отличная история… Теперь это не в моде, а вообще-то можно бы написать песню.
Ежи. А что теперь в моде?
Артур. Ерунда. Помню… тебе купили велосипед… голубой…
Ежи. Отец получил наследство… его брат перед войной уехал в Америку и там умер. Матери купили часы, а мне — велосипед… Остальное отец истратил. Мать никогда не говорила, сколько им перепало, но уж пара тысяч долларов наверняка. У меня не было башмаков, но зато был велосипед. Мать продала часы на жратву… а он покупал марки. Ничего его больше не интересовало… ничего на свете.
Артур поднимает рюмку.
Артур.
Ежи. Кто?
Артур. Старик наш. Таким простым способом отключился… без травки, без спиртного, без уколов…
Пьют.
Ежи. Еще неизвестно, что лучше.
Артур. Брось. Что делаем с квартирой? Я тут прописан, хотя ни разу не был…
Ежи. Квартира государственная. Не знаю, удастся ли что-нибудь… выкупить, продать… Ты бы хотел здесь жить?
Артур. Когда-нибудь…
Артур снова наливает. Пьют. Ежи морщится.
Ежи. Мерзость.
Артур. Можно привыкнуть. Ну, еще раз за отца. Черт, я совсем его не знал. Что имеешь, не хранишь…
Ежи. Пока мы имеем минус двести двадцать тысяч.
Берет несколько лежащих с краю кляссеров, просматривает.
Ежи. У них есть такая биржа… кажется, в школе на улице Рады Народовой. Может, попробуешь?
Марки в кляссерах разложены свободно. Иногда по одной на странице, иногда по нескольку — профанам порядок их расположения непонятен. Ежи пододвигает кляссеры к Артуру.
Артур. Твой малыш не собирает?
Ежи. Так, балуется. Какие-то самолеты.
Артур задерживает взгляд на одной из страниц.
Артур. Возьми для него эти. Три воздушных шара… нет, цеппелины, наверно, серия. (Читает.) Polarfahrt. Пусть будет память о дедушке.
Извлекает из-под целлофана три марки с цеппелинами разных цветов: синий, красный коричневый. Цвета неяркие, спокойные, словно выгоревшие.
Артур. Красивые. Соревнования, что ли? Тридцать первый год.
6
К микрорайону, застроенному одинаковыми односемейными домиками, подъезжает такси. Ежи выходит, Артур высовывается из машины. Братья не пьяны, может, только говорят чуть громче обычного — не исключено, что им просто мешает шум мотора.
Артур. Здесь?
Ежи. Да.
Артур. Симпатично. Скажи малышу, что за мной пластинка.
Ежи. Он не такой уж малыш.
Артур усаживается.
Артур. В «Ривьеру».
Уже на ходу открывает окно.
Артур. Я рад, что мы встретились.
Ежи стоит на пороге кухни. Жена — когда-то она была красива, но потом, в борьбе за существование, черты ее лица заострились — злобно смотрит на Ежи: опоздал, чего-то не сделал — как всегда или, скажем, часто.