Декорации
Шрифт:
– Нет, не можете. Но все же, если ваш гнев будет вести вас, то какого результата можно тогда достичь, видя лишь одну сторону?
– Когда-то давно, я использовал гнев, чтобы сделать нечто хорошее. Я тогда учился, пока мои мать и отец… скажем-с так, они были плохими людьми и еще более плохими родителями, от чего мне пришлось заниматься младшей сестрой, пока им было плевать. Я ненавидел их так сильно… Отец убил мать, а потом и себя… в общем, я был рад. Правда, ведь они – плохие люди, действительно
– Это очень грустная история, но у нее есть, чему учится. Ведь ваша любовь дала вам силы терпеть этот гнев, преобразовать его в иную силу, которую вы пустили в работу и знания, привнеся в мир так много, работая в ЦРТ. Будь у вас лишь гнев, слепой и бесконтрольный, вы оставляли бы за собой лишь цепь разрушений, которые никогда бы не дали вам того, что дает любовь.
– Спасибо, – сказал он с трудом, вытирая редкие слезы. Наконец-то, он смог выговорится и, на удивление, отпустить гнев, словно впервые в жизни ему стало легче, – правда, спасибо, это добрые слова, я редко такое слышу… Моя работа принесла очень много горя… из-за чего я сейчас и здесь, разве нет?
– Да это так. Но, вдруг это лишь один шаг назад, перед тем, как сделать два шага вперед?
День 5
Ильза
Ильза Этвуд приехала в санаторий, который уже не один десяток лет занимался детьми с ограниченными возможностями, получающий финансирование от Центра Развития Технологиями. Но прибыла она сюда, чтобы увидеть только одного человека. Для нее подобные места являлись примером добродетели со стороны ЦРТ и многих людей, проводивших всю свою жизнь на должностях воспитателей, преподавателей и просто помогая.
Елизавета встретила ее в своем кабинете, но не за личным столом, а в более комфортных условиях – на одном из двух кресел, стоявших друг напротив друга и разделенных чайным столиком. Елизавета была уже в преклонном возрасте. И это, как ни странно, шло ей – описать ее как мудрую и опытную женщину, чей ум и знания высоко развиты, не составляло труда. На вид она была очень приятным человеком, из тех, кто гостеприимно принимает любого гостя.
– Я бы хотела задать вопросы касаемо событий в Природных землях…
– Меня там не было. – Прервала Елизавета журналистку.
– Я знаю. Но вы хорошо знакомы с Майей Мироновой.
– Ее гибель – крайне трагичное событие. Мне, как и многим другим, будет ее не хватать, – размеренная и даже теплая речь была преисполнена уверенности.
– Почему же вы не пришли на похороны?
– Возможно, я приду тогда, когда никого там никого не будет. Сентиментальность – не моя сильная сторона. После смерти человек остается жить в нашей памяти. Ни один памятник, ни один символ или могила не заменят наших воспоминаний и чувств о покинувшем нас человеке.
– Позволите процитировать?
– Вы хотите написать статью про недавнюю трагедию, но мне не понятно при чем тут я и моя работа.
– Я хочу разобраться во всем. Составить полную картину произошедшего.
– Интересный подход, раньше от вас такой дотошности не наблюдалось. Я читала не все, но многое. Слышать от вас, Ильза, о стремлении собрать полную картину – это нонсенс. Отсюда вопрос: откуда взять уверенность в правильном интерпретировании моих слов, особенно, учитывая вашу репутацию человека, умело выискивающего двойное дно.
– Мы с вами мало знакомы, но не кажется ли мне, что эта речь – попытка добраться до моей совести? Если это так, то не стоит, – Ильзе не впервой подобное, в такие моменты она обычно проявляла недюжинную упрямость вкупе с некоторым нарциссизмом.
– Юная Этвуд, если бы я хотела пробудить вашу совесть, пробиваясь через ваш горячий нрав, являющийся лишь защитным механизмом, то, пусть и деликатно, но я все же подняла бы тему ваших родителей, чья участь в той же мере трагична, в какой оправдывает ваше видение попытки везде отыскать корысть и тьму.
Елизавета внимательно наблюдала за Ильзой, пытающейся найти хлесткий ответ.
– За неимением фактов и, уж тем более, мнения, я могу уйти прямо сейчас, легко оставив написание текста статьи моему богатому воображению, которое будет отталкиваться именно от упомянутых вами событий, связанных с моими родителями. Я давно не ребенок, Елизавета, не стоит думать, хоть вам и очень хочется, словно я не знаю своих проблем. Мы можем довольно долго обсуждать сейчас, откуда растут корни, но я уверена, у вас много работы, а я – небольшой любитель эмоциональных откровений. Вы еще можете повлиять на то, что и как я буду писать. Не упустите шанс, иначе, мне ничего не останется, как заполнить пробелы собственными домыслами.
Конец ознакомительного фрагмента.