Декоративка. Книга 1
Шрифт:
И хотя в этот раз я была закутана, как мэнчи, в обноски, и прятала лицо, меня так же жрали взглядами, и я вспомнила, насколько омерзительно чувствовать себя куском мяса, выставленным на обозрение голодным людям. Зен крепко держал меня за руку; если бы я одна появилась, не факт, что во мне бы так быстро опознали женщину. Дело именно в присутствии Зена: люди знали, что он купил декоративку… Некоторым мэнчи желтоглазый кивнул, других же проигнорировал, хотя они подошли близко и, нагло пялясь, спросили, не хочет ли он поделиться
Обойдя несколько типов, трущихся у входа в едальню — большой деревянный дом — мы вошли внутрь. Шум разговоров, спертый воздух, назойливый запах лука… Прищурившись, я увидела, что у самого входа сидит парнишка и с удовольствием ест луковицу, прикусывая хлебом. Он хрустел так увлеченно, что даже не обратил на меня внимания.
— Зен! — позвал нас Треден.
Мы прошли через зал (тесное пространство, заставленное столами и стульями безо всякого творческого замысла) и сели за один стол с нашим другом… точнее, с другом Зена — у меня-то здесь друзей нет, кроме Лены.
— Совсем сдурел, дурья башка? — прошипел чернобородый мэнчи, наклонившись к Зену. — Зачем ты ее сюда притащил?!
— Пиво? — спросил тот, заглядывая в его кружку.
— Игрулькой своей похвалиться задумал, З-е-ен? — услышали мы протяжный, сочащийся завистью голос. К нам подошел молодой, судя по голосу, мэнчи.
Я сделала вид, что меня здесь нет, и тоже стала смотреть в кружку Тредена.
— Нет, — ответил Зен. — По делу пришел.
— По де-е-е-лу?
— Дека моя хорошо рисует. Кого угодно чем угодно нарисует, причем быстро. А мне деньги нужны… Вот, привел сюда. Хочешь, тебя нарисует. Плата — серебрушка.
— Серебрушка? За рисунок? Да я сам тебя нарисую за серебряную монету! Как живого!
— Тред, — лениво проговорил Зен, — сходи домой, принеси рисунки деки. Надо людям показать, на что она способна.
— Тебе надо ты и иди! — огрызнулся бородач.
— Ты рисунки у себя оставил. Так что иди.
— До кому сдались эти рисульки! Ты нам лучше бабца своего покажи, Зен. Без тряпок энтих, — хмыкнул кто-то неподалеку, и его поддержали одобрительными возгласами.
— Да-да, пусть разденется! Мы хоть на волосы ее посмотрим… она светленькая?
На что рассчитывал Зен? Что мэнчи-трудяги, лишенные женского общества, перестанут таращиться на меня, как на еду, и станут платить деньги за то, чтобы я рисовала их малоприятные морды на бумаге? Или он просто хотел сбить фокус с меня на рисунки, как-то отвлечь их?
У меня возникла идея. Я склонилась к своему хозяину и шепнула:
— Скажи им, что за серебрушку я нарисую им голую мэзу.
Зен воззрился на меня, как на внезапно заговоривший камень.
— А за две серебрушки, если они раздобудут пигменты, то и разукрашу, — добавила я.
Желтоглазый недолго раздумывал. Поднявшись, он громко спросил:
— Кто из вас видел мэзу?
Естественно, никто. Мэз берегли от мэнчи как сокровища,
— А кто хочет увидеть мэзу? Обнаженную?
Сие предложение вызвало неоднородную реакцию: на желтоглазого посыпались ругань и возмущения; кто-то рассмеялся, а хозяин заведения громовым голосом призвал посетителей к порядку:
— Охолонитесь! А ты, Зен, проваливай со своей декоративкой, и шоб я больше тебя здесь не видел! Че удумал: народ дразнить!
— Моя дека видела мэзу, настоящую мэзу, прекрасную, как весна, — продолжил Зен, не обращая внимания на шум, крики и народное возмущение. — Дайте бумагу, дайте краски, и она вам ее нарисует. Без одежды.
— Лучше пусть твоя дека сама разденется!
— И что? Посмотрите вы на нее, еще одну деку, а толку? Воспоминание быстро сотрется из памяти. А изображение останется у покупателя навсегда. Изображение лица и тела настоящей мэзы, а не деки.
В едальне стало еще более шумно, но Зена не торопились выгонять несмотря на угрозы. Треден сидел напротив меня. Я протянула ногу и пнула его — мол, помоги. Чернобородый нахмурился, недовольно закряхтел, но голос подал:
— Так-то дека и впрямь рисует красиво. Дайте ей это… хреновину рисующую… как ее там…
— У меня палочка рисовальная есть, — произнес тот самый парень, жующий лук — точнее, уже сожравший лук. — В городе несколько штук стырил у одного чудилы, но они чего-то переломались, одна осталась.
— Неси. А ты, Тред, бумагу неси. И рисунки захвати с собой. Не понравятся рисунки — мы уйдем и не придем больше, — сказал Зен, обращаясь к хозяину.
— Смотри-и-и-и, — снова вклинился в обсуждение молодой мэнчи с протяжным голосом, — если надуешь, мы тебя самого… разденем да нарисуем. Так нарисуем, что места живого не останется.
Зен повернул к самоуверенному молодцу голову и — я почувствовала это — собрался все испортить. Пусть потом с ним разбирается, но не сейчас! Я со всей силы бахнула пяткой по носку его ботинка, чтобы он придержал язык; звук получился негромкий, зато объемный… Зен сжал губы, и так и ничего не ответил на откровенный вызов — только кивнул…
Треден вышел из-за стола и пошел за бумагой и рисунками, а «луковый» паренек отправился за «рисовальной палочкой». Зен медленно повернул в мою сторону голову и посмотрел пронизывающими желтыми глазами.
«Чего смотришь? — мысленно ответила я. — Как партнер, я имею полное право заткнуть тебе рот, чтобы ты не подставил нас обоих».
Видимо, Зен тоже об этом вспомнил, поэтому ничего не сказал: просто ущипнул меня за ногу. Совсем не больно ущипнул, так, напомнить, чтобы я не сильно наглела.