Декстер в деле
Шрифт:
Движение встало. Мимо по обочине промчался какой-то автомобиль, водитель посигналил, и остальные машины отозвались своими клаксонами, но меня не осенило.
Я просто-напросто застрял в пробке по дороге на работу и ждал каких-то ужасов. Надо полагать, это точное описание обычного человеческого состояния, хотя я всегда считал, что сам к подобному невосприимчив, ведь, строго говоря, я бесчеловечен.
Машины тронулись. Я медленно проехал мимо грузовика со спущенным колесом, который откатили на обочину. Капот грузовика был поднят. Семь или восемь парней в перепачканной одежде сидели в кузове. Они
В конце концов я добрался до работы и мог бы испытать горькое разочарование, если бы надеялся на теплый и жизнерадостный прием со стороны коллег.
— Ты где был? — вопросил Винс Мацуока строгим тоном, словно обвиняя меня в смертном грехе.
— Спасибо, все хорошо, — откликнулся я. — Тоже очень рад тебя видеть.
— У нас все с ума сходят, — сообщил Винс, словно ничего не слышал. — Мало того что мигранты достали, так вчера какой-то отморозок кокнул свою женушку с любовником.
— Сочувствую.
— Молотком. И кстати, это вовсе не смешно… Нам бы твоя помощь не помешала.
— Приятно слышать, — отозвался я, и он окинул меня взглядом, полным отвращения.
Дальше тоже не было ничего хорошего. К вечеру я оказался на месте преступления, том самом, где мужик с молотком устроил себе маленький праздник. Винс прав — зрелище было то еще: брызги уже засохшей крови запятнали две с половиной стены, диван и большой участок некогда бежевого ковра.
По словам копов, преступник арестован; он признал свою вину и утверждал, что якобы не понимает, что на него нашло. Мало утешения, конечно, но приятно видеть, что хоть иногда справедливость торжествует. Работа на некоторое время отвлекла меня от мыслей про Вайсса. Хорошо, когда есть чем заняться.
И все равно дурные предчувствия не развеялись. Вайссу, вероятно, тоже было чем заняться.
Глава 34
Я не терял времени даром. Как и Вайсс. С помощью Чатски я выяснил, что он улетел в Торонто — покинул Гавану практически в то самое время, когда мы приехали в аэропорт.
Но что он с тех пор делал, нельзя было разузнать никакими средствами компьютерного вынюхивания. Тонкий голосок в моей голове с надеждой попискивал, что, может быть, враг сдался и теперь останется дома, но этому голоску возражали громкие раскаты хохота в исполнении большинства других моих внутренних голосов.
Я проделал все то немногое и несложное, что смог придумать: задал поиск в Интернете по некоторым словам и ухитрился (хотя, строго говоря, мне не полагалось иметь доступ к таким вещам) отследить какую-то минимальную активность по его кредитной карте. Это привело меня к банку Вайсса; я даже испытал некоторое негодование: неужели те, кто сохраняет наши неприкосновенные сбережения, не способны проявить хоть чуть больше осторожности?! Вайсс снял несколько тысяч долларов наличными, и все — никаких других операций в последующие несколько дней.
Я понимал, что эти наличные каким-то образом трансформируются в неприятности для меня, однако способа преобразить свою уверенность в конкретную угрозу не видел. В отчаянии я еще раз зашел на его страничку на YouTube и, к ужасу своему, обнаружил, что
Беседа, начинающаяся словами «Шварцкоглер, это только начало», вряд ли приведет к вразумительному результату. Но имя показалось мне смутно знакомым и я с должной тщательностью провел поиск в «Гугл».
Как выяснилось, речь шла о Рудольфе Шварцкоглере, австрийце, который мнил себя художником и в творческом рвении срезал кусочки плоти со своего пениса, шаг за шагом процесс фотографируя. Действо имело бешеный успех, и он продолжал свою карьеру до тех пор, пока от собственного шедевра не скончался. Кстати, я вдруг вспомнил, что именно этого персонажа высоко чтили в том парижском художественном кружке, что представил нам «Ногу Дженнифер».
Я мало понимаю в искусстве, но весьма привязан к собственным членам и органам. Даже Вайсс до сих пор не желал расстаться со своими, несмотря на все мои старания. Но я уже догадался, что данное направление обладает для него вполне определенной эстетической привлекательностью, особенно если продвинуться еще на шаг вперед, как он и обещал. В самом деле, к чему превращать в художественное произведение свое собственное тело, когда то же самое можно проделать с чужим, не причинив себе ни капли боли? И карьера, кстати, будет продолжаться много дольше. Я аплодировал великолепному здравому смыслу своего противника и предчувствовал, что следующий шаг в его художественной карьере увижу очень скоро…
В течение следующей недели я еще несколько раз заглядывал на YouTube, но на странице Вайсса ничего не менялось, а на работе у меня было столько дел, что вскоре все случившееся стало казаться далеким неприятным воспоминанием.
Дома было не лучше — копы по-прежнему охраняли вход, когда дети возвращались из школы, и, хотя большинство охранников были довольно милы, их присутствие все равно способствовало напряженности. Рита сделалась отрешенной и рассеянной, как будто постоянно ожидала важного звонка из-за границы, и это отрицательно влияло на ее (великолепную в обычное время) готовку. Мы дважды за одну неделю ели разогретые остатки вчерашнего ужина — неслыханное дело в нашем небольшом семействе! Эстор как будто почувствовала странность происходящего и впервые с тех пор, как я ее узнал, относительно притихла; они с братом постоянно сидели перед телевизором и пересматривали любимые диски, отделываясь от нас односложными замечаниями.
Один только Коди, как ни странно, выказывал некоторое оживление. Он с нетерпением ждал следующего собрания юных скаутов, несмотря на то что для этого нужно было наряжаться в ненавистные ему форменные шорты. Когда я спросил, с чего вдруг такое рвение, он признался, что надеется на смерть и нового вожатого, и, может быть, на этот раз увидит что-нибудь поближе.
Выходные не принесли никакого облегчения, затем, почти как всегда, наступило утро понедельника. И хотя я притащил на службу огроменную коробку с пончиками, этот понедельник не порадовал меня ничем, кроме новой работы.