Дела семейные (сборник)
Шрифт:
– Видите, как мне досталось, – грустно сказала она Васе.
Никогда и никого Васе еще не было так жалко. Он и причины не знал, может быть, Галка кругом была виновата. Но ему стало очень ее жалко. Нельзя бить таких маленьких, у которых тоненькая шея и лицо беленьким яичком, даже если они виноваты… Вася загипнотизированно глядел на Галку. Удивительно, почему ее не трогал загар? Ведь сам-то он стал уже почти черный.
– Вы похожи на бедуина, – вдруг ласково сказала Галка. – Ну чего
– Нет, – тихо сказал Вася. – Никогда не буду…
4
Днем в жару Лангур отдыхал. По долине шелестел жаркий ветер, крепко пахло прогретой листвой, на фруктовых деревьях наливалась завязь. Сухая тишина повисала над крышами еще необжитых кирпичных домов и над потрескавшимися на солнце глиняными кибитками. Только в глубине горы, где прорубали тоннель, скреблись неустанные самоходки, и казалось, что сама гора вздыхает и сопротивляется. Раза два в день горячий воздух разрывало буханье взрыва, над ущельем повисала густая лакричная пыль, и эхо бежало по горной цепи.
В один из таких утомляюще длинных майских дней к Васе вдруг подошел Славка Чураков. У него было осунувшееся, как испеченное ветром, лицо.
– Слушай, Разорёныч, – сказал он нервно и негромко, будто боясь спугнуть жаркую тишину. – У меня мужской разговор…
Они отошли за стенку гаража, и, хотя здесь ядовито пахло бензином, Славка все же рискнул закурить.
– Я тебе объяснить хочу… – У Славки от волнения дернулась щека. – Тут мутная история… Ты, конечно, можешь мне и не верить. Но это еще та попрыгушка!..
Вася насупился и смял в кулаке пачку «Севера».
– А в морду хочешь? – вдруг грубо спросил он.
Славка дернул выгоревшими бровями. Карие глаза его как будто наполнились тоской.
– Слушай, – почти жалобно сказал он, – не надо! Другому бы я за это сам двинул… А тебе по-товарищески говорю: не надо!
Ветер шаркнул пылью по горячей стенке гаража. Еще противнее пахнуло бензином. Славка спрятал недокуренную папиросу.
– Мы вместе в турпоходе были на Саянах. Она мне очень тогда понравилась. Как вот тебе теперь…
Вася не шевельнулся, и Славка, как бы ободренный этим, продолжал:
– Я понимал: ее чем можно взять? Только расписаться. Я сразу это и ломил. Только она думала, что я совсем лопух. Ведь чтобы ребенок родился, должно, кажется, девять месяцев пройти? А у нее родился через семь с половиной… Представляешь, Разорёныч, через семь с половиной!..
– Слушай, иди ты! – зажмурившись почему-то, сказал Вася.
Наверное, Славка испугался, что Вася сочтет его пошляком, и он добавил поспешно:
– Я понимаю… Я ей даже ничего не сказал тогда. Но пацан умер через два месяца. Я так и не узнал, мой он был или нет…
Вася удивленно вскинул брови. А Славка объяснил:
– Вообще-то ведь бывает, что недоношенный… Я даже привык к нему, коляску купил… Но вот когда он умер, то я решил кончать. И уехал. А теперь, видишь, она сюда явилась и выпендривается!..
– Ну ладно, будет, – попросил Вася.
– Я понимаю, – опять забормотал Славка. – Я ведь только попросил, чтобы она тенниску мне постирала… Неужели бы я стал драться, Разорёныч? Я же к ней хорошо относился…
Славка вдруг вскочил и побежал прочь. Наверное, он уже жалел о затеянном разговоре, потому что только выдал себя и, видимо, ни в чем не убедил Васю.
А вечером пришла Галка. В ней вроде бы что-то поменялось: она стала какая-то тихонькая и как будто меньше ростом. Можно было предположить, что она знает о том разговоре, который был у Васи со Славкой. Галкины пивные глаза смотрели ласково и виновато.
Вася сидел черный и мрачный.
– Помирись ты со своим этим… – сказал он.
Галка покачала головой.
– Зачем? Я его не люблю.
Вася спросил недоверчиво:
– Что же, и не любила вовсе?
– Нет, – сказала Галка откровенно. – За что его можно любить? Он и на мужчину-то не похож.
Она сказала это так, чтобы Вася почувствовал, что он-то уж похож на мужчину. А между прочим, они со Славкой были почти ровесники.
– Зачем же ты к нему приехала?
– Так… – неопределенно сказала Галка. – Может быть, я чувствовала, что тебя здесь встречу.
Она вдруг придвинулась к Васе и в первый раз осторожно поцеловала его в щеку, возле уха.
– Слушай, – сказал он совсем тихо, – я ведь трепаться не могу. Я – чтобы одна и навсегда!.. Поняла?
– Конечно, – так же тихо ответила Галка.
Потом она добавила:
– Знаешь, я тебе не буду врать, что ты лучше всех на свете. Но ты ничего, ты хороший.
– Бросишь ты меня, – глухо заметил Вася. – Тут ребят столько!
Галка не стала произносить клятвы. Она о чем-то думала, глядя в густо-синее небо.
– Я тебя сегодня видела во сне, – вдруг сказала она. – Было так хорошо!.. Ну что тебе еще надо?..
…Дома Васю ждала тетка, не ложилась, несмотря на поздний час.
– Вася! – сказала она горько и наставительно. – Что ты делаешь, Вася?..
Ему стало жарко и неловко: значит, тетка следит. А какое ей дело? Боится, может быть, что теперь лишняя будет? И Вася сказал грубовато:
– Я, тетя Поля, не этот… не убогий, что мне нельзя. А насчет площади не бойтесь: я в палатку опять перейду. А комната – вам. Живите.