Дела забытые
Шрифт:
Я ехала домой и рассуждала над тем, что случилось с Жорой. Конечно, за расследование этого дела мне никто ничего не заплатит. С Жоры взятки гладки, да и зарплата у него такая, что мне просто совесть не позволит брать с него деньги. Менты – о них вообще говорить смешно. Они мне точно платить не станут.
Но Жора, несмотря на то, что давно уже не мой муж, все-таки не чужой человек. И, расследуя очередное дело, я практически всегда обращалась к нему за помощью. И вообще… Несмотря ни на что, он меня все-таки любит! Любит… Любвеобильный, мать его, кобель чертов! Допрыгался!
Я обругала Жору
Опять что-то защипало в носу. Слез мне только не хватало. Надо о делах думать. Так, чем же мне завтра заниматься? Этой Эллочкой? Как неохота, Господи… Она может подумать, что я ревнивая женушка, приехавшая к ней на разборки… Чушь какая! Терпеть такое унижение? Тьфу!
А подсуну-ка я эту Эллочку Ольге! А что? Это идея! Она как раз у меня психолог, вот пусть и прощупает, так сказать, ее психологию. А я займусь чем-нибудь поважнее. Только вот телефон ее у Миши узнаю.
На следующий день я после работы заехала домой, переоделась, наскоро пообедала и поехала в больницу. Халат на этот раз я захватила с собой.
В вестибюле я заметила большую толпу народа. Ее возглавлял высокий, сухощавый мужчина с худым, вытянутым лицом. Он был серьезен и что-то громко говорил. Я подошла поближе.
– …Это дело непременно должно быть раскрыто! – услышала я его речь. – И вы должны приложить к этому все усилия. Тем более, что раскрываемость по району, прямо скажем, невысокая. И уж это дело, касающееся сотрудника милиции, старшего следователя УВД, должно быть раскрыто. Отчитаетесь за него лично мне, – он посмотрел на Димыча, который также присутствовал здесь. Тот молча кивнул. – Условия в этой больнице, конечно, неважные, – продолжал высокий. – Но все же лучше, чем в других. Поэтому надеюсь, что врачи приложат все усилия к тому, чтобы Георгий Михайлович выздоровел и вновь смог вернуться к своим обязанностям… – он обвел глазами присутствующих медиков. Те согласно молчали.
– Пойдемте дальше, – проговорил мужчина, и, круто развернувшись, пошел по коридору. Толпа за ним.
Они прошли мимо меня, и среди них я заметила Мишу. Димыч меня, конечно, узнал, но лишь кивнул головой.
– Кто это? – шепотом спросила я у остановившегося Миши, показывая на высокого.
– Андреев, Виктор Алексеевич. Депутат, – прошептал Миша мне в ответ.
– А что он тут делает?
– Больницу осматривает и все такое… Они сейчас по всему городу ездят, кто по рынкам, кто по вокзалам, смотрят, какие недостатки. Город обустраивать. С нас тоже три шкуры дерут. «Раскрываемость невысокая»! – передразнил Миша. – Откуда ж ей быть высокой? Машин нормальных нет, компьютеров нет, а если и есть, то древние. Никакой техники! Что можно раскрыть в таких условиях? А им лишь бы показатели были хорошие!
– Ладно, не горячись, – остановила я его. – Он что, Жору лично знает?
– Не знаю, – пожал плечами Миша. – Узнал вот, что его подстрелили – разбушевался.
– Как, кстати, Жора?
– Все так же! – махнул рукой Миша. – В отдельную палату перевели…
– Да ты что? – удивилась я. – Из реанимации?
– Ну да! Там же все переполнено… А Андреев как приехал – распорядился, чтобы Жору немедленно
– Интересненько, за что это моему Жорочке такие привилегии? – немного удивленно протянула я.
– Андреев рейтинг свой подымает! – хмыкнул Миша.
– К нему пускают? К Жоре, в смысле?
– Не-а. Меня, во всяком случае, не пустили.
– А меня? Я же все-таки жена, хоть и бывшая?
– Не знаю.
– Что ты вообще знаешь! – обозлилась я. – Телефон хотя бы узнал этой Элки?
– Узнал, – обиженно ответил Миша. – На! – он протянул мне клочок бумаги.
На нем были написаны телефон и адрес.
– Спасибо, Миша, – поднимая голову, благодарно ответила я. Я и в самом деле была ему благодарна. Даже адрес узнал! Конечно, для него это не проблема, но все равно спасибо…
Миши рядом уже не было. Он удалялся по коридору к Жориной палате.
– Миша, спасибо! – крикнула я еще раз.
– Не за что, – усмехнулся Миша, не оборачиваясь. Потом повернулся и сказал:
– Понимаю теперь, почему Жора с тобой не живет. Себе дороже!
С этими словами он показал мне язык, а я осталась стоять с открытым ртом, не зная, как реагировать на такую мальчишескую наглость – догнать и надрать уши или рассмеяться…
Решив, что уши надрать я ему всегда успею, я пошла в ординаторскую. Мне хотелось самой поговорить с врачом. Ординаторская была закрыта.
– На обходе все, – сообщила мне проходящая мимо санитарка.
– А когда будут? Мне про мужа нужно узнать, он в очень тяжелом состоянии…
– Да вообще-то обход у нас по утрам. А к обеду они все здесь собираются.
– Так обед давно прошел!
– Так а я о чем! Сегодня депутат этот приехал, вот вся больница и на ушах! Даже не знаю, когда и освободятся. Подожди… – и она пошла дальше.
Я вздохнула и приготовилась ждать. Несколько раз спускалась на улицу, нервно курила, выбрасывая сигарету после четвертой затяжки, потом возвращалась, злилась на себя и снова бежала курить.
Наконец, к ординаторской подошла высокая женщина лет тридцати семи в ярко-зеленом халате и такого же цвета шапочке. Она достала из кармана ключ и стала отпирать дверь.
– Простите, – обратилась я к ней. – Можно с вами поговорить насчет больного из пятой палаты? Георгия Овсянникова?
– Знаю, знаю, он у нас один там лежит, – устало ответила она, проходя в ординаторскую и снимая с головы шапочку. По плечам рассыпались длинные, густые черные волосы, завитые на концах. Женщина повернулась ко мне. Лицо у нее было бледное, с темными кругами под глазами. – Что вы хотели?
Видно, ей с утра мотают нервы всякими проверками.
– Я хотела узнать, как его здоровье? На что можно рассчитывать?
– Милая девушка, – закуривая сигарету и выпуская длинную струю дыма, проговорила женщина. – Ничего определенного сказать не могу. Операция прошла успешно. Но в коме может пробыть долго. Очень долго. Пока все.
Это я уже и сама знала.
– Но… Когда можно будет его увидеть?
– Пока нельзя. Как можно будет – скажу.
– До свидания… – тихо ответила я и вышла из ординаторской.