Делать мнение: новая политическая игра
Шрифт:
Часто журналисты вполне искренно дают описания, ориентация которых зависит от политической линии их газеты, путем отбора реально наблюдаемых сцен, происшествий или персонажей, или реально проведенных и собранных в ходе этих масштабных событий интервью. Это касается не столько фактов, сколько смысла и интерпретации таких социальных движений (Чего хотят манифестанты и каково реальное их единство? Что конкретно представляют организаторы движения протеста? Можно ли назвать ту или иную манифестацию "успешной" или "неудавшейся"? Каково значение события? И т.д.). Безусловно, существуют определенные ограничения в том, что можно сказать и написать*, тем не менее то, сколько-нибудь убедительное происшествие, в большинстве случаев делает возможным самые противоречивые описания и анализ. Случается, что причины и проведение некоторых манифестаций практически не дают повода для такой чисто символической борьбы, которая может привести к производству крайне противоположных точек зрения (таково, например, большинство обычных профсоюзных манифестаций за повышение заработной платы). Однако есть и такие непредусмотренные манифестации (как, например,/231/
* Здесь можно вспомнить печально известную передовицу Луи Пауэлса, появившуюся в Фигаро Магазин 6 декабря (т.е. на следующий день после гибели одного студента), которая вызвала всеобщее осуждение, вынудившее автора отказаться от своих слов о "ментальном Спиде".
манифестации 1984 года, направленные против закона Савари и реформы Деваке, или движения, рожденные вне профсоюзных организаций, как забастовка
Это произошло с такой достаточно массовой манифестацией, как, например, манифестация земледельцев в марте 1982 года, которая, однако, развивалась не столь бурно. Поэтому восприятие этой манифестации полем журналистики было определено политическим противопоставлением по схеме левые/правые, что заставило газеты выбирать среди доступных наблюдению фактов определенные характеристики в зависимости от более или менее явной "политической линии". По мнению Юманите (24 марта 1982 года) манифестация "провалилась", спровоцировав ряд скандальных происшествий: "Вчера в Париже прошла манифестация земледельцев. От площади Насьон до Порт Пантэн прошло примерно 60000. Организаторы же рассчитывали на 100000. Понятно, что многие владельцы семейных хозяйств, чьи требования абсолютно справедливы, не захотели идти за людьми, ставшими причиной их трудностей". По поводу "неприемлемых' действий, совершенных у здания Биржи Труда". Юманите цитирует сообщение ВКТ: "Эти достойные презрения действия и призывы предать ВКТ смерти напоминают фашистские методы". И коммунистическая газета заключает: "Поведение определенного числа манифестантов и некоторых ответственных лиц во время шествия - отнюдь не те действия, которые могли бы помочь горожанам лучше понять нужды крестьян". Напротив, с точки зрения Фигаро (24 марта), которая поддерживает организаторов и цитирует их выступления, манифестация была очень успешной, как по числу участников, так и по тому приему, который был им оказан парижанами. Журналист из Фигаро, насчитав более 100000 мирно продефилировавших земледельцев, отмечал, что "контакт с парижанами состоялся". Что касается Монд и Либерасьон, то их политическая линия выразилась не столько в подчеркнуто безупречном описании самого шествия, сколько в сопровождающих его комментариях. Обе газеты отмечают относительное безразличие к шествию со стороны парижан, а также скрытую агрессивность манифестантов. Франс-суар и Паризьен либере производят впечатление газет, которые не знают/232/ ни как комментировать событие, ни как увязать его с какой-нибудь ясно выраженной политической линией. Франс-Суар ограничивается такой расхожей характеристикой манифестации как присущее ей "чувство ответственности" ("крестьяне четко отдают себе отчет в сложности их положения: они пришли сюда не для того, чтобы развлекаться, но и не для того, чтобы все крушить"). Паризьен Либере выбирает позицию простого зрителя и зеваки ("Царило хорошее настроение, крестьяне хотели лишь показать, что они существуют. Они делали это шутя и развлекаясь"; "Парижане доброжелательно отнеслись к этим веселым манифестантам. С балконов, с тротуаров они аплодировали шествию").
Этот процесс политического конструирования события каждым печатным органом, впрочем, хорошо знаком самим журналистам, которые могут над этим и пошутить, и высмеять это в форме пародий (например, одно и то же событие рассказывается так, как это могли бы сделать Юманите, Монд и т.п.). Но за этим скрывается более глубокий процесс избирательного видения, основывающегося на сугубо социальных категориях восприятия. Впрочем, сознательные политические стратегии всегда так или иначе связаны с чисто социальными отношениями, которые устанавливаются между журналистской средой и социальной группой, участвующей в манифестации. Например, статьи в провинциальной прессе, посвященные манифестации земледельцев в Париже, отражают социальную близость и объективное взаимопонимание этих газет с сельскими демонстрантами (особенно если они из одного и того же региона), чей поход на Париж они поддерживают и одобряют. Так, Уэст-Франс (24 марта 1982 года) подчеркивает "товарищеский" характер этой встречи крестьян с Парижем, "настороженную радость горожан", "отрезанных от своих корней" и "с удивлением открывших для себя этих мужчин и женщин, о которых мы так легко забываем". Что касается парижской прессы, то она, наоборот, разделилась во мнении о том, шутя или серьезно следует трактовать эту манифестацию. Тем не менее, большинство парижских газет сошлось на том, что шествие следует представлять с некоторой долей юмора, указывающего на ту социальную дистанцию, которая отделяет парижских журналистов от сельского мира. Организаторам, объясняющим приход земледельцев в Париж "желанием отстоять свое достоинство" и заботой о том, чтобы "объяснить парижанам, в каком состоянии находится сельское хозяйство во Франции",/233/ некоторые журналисты ответили карикатурами и юмористическими заголовками: "В Париж вошли трактора" (Матэн, 24 марта), "Крестьяне окучивают Париж" (Либерасьон, 24 марта), "Зеленый штурм" (Паризьен Либере, 24 марта). И хотя некоторые парижские журналисты, специализирующиеся по сельскому хозяйству лучше других могли бы показать реальные цели этой манифестации, скрывающиеся за официальными лозунгами и призывами, их статьи канули в потоке материалов, которые каждая газета посвятила этому "событию". В итоге жирные заголовки, очерки, "увиденное", карикатуры, рассказы о манифестации, взятые наугад интервью с земледельцами и т.п., оказывают решающее воздействие на конструирование события неискушенным читателем, особенно если они совпадают с его собственными схемами восприятия социального мира в целом и группы манифестантов, в частности. Весь этот материал дает определенный образ манифестантов и, соответственно, руководителей, считающих себя их представителями, активизируя стереотипы восприятия группы или социальной среды, которые газета считает общими для себя и своих читателей.
Несмотря на то, что все профессиональные манифестации носят корпоративный характер, некоторые из них представляются журналистам более "универсальными", чем другие, и потому они могут оцениваться очень по-разному. Манифестации медсестер (в 1988 году), выдвигавшие требования повышения зарплаты и улучшения условий труда, были гораздо более убедительны с точки зрения журналистов, поскольку в них речь шла о деятельности "бескорыстной" и "альтруистической" (ухаживать за страждущим и облегчать их страдания), чем, например, манифестации металлургов Лотарингии (между 1978 и 1984 годами), хотя цель последних была более радикальна, поскольку они боролись за сохранение занятости и экономическую жизнь целого региона. В этом смысле земледельцы находятся между двумя этими крайностями, или, точнее, они размещаются иногда в одно и то же время между этими двумя полюсами: земледельцы - это и те, кто кормят людей, но это и/или те, кто "потихоньку копят денежки", они и защитники природы, и/или примитивные плоды той же природы (в отличие от культуры). Так, например, близкая к стоящим у власти социалистам газета Матэн, пыталась занизить значение этой манифестации, явно направленной против Министерства сельского хозяйства, и сознательно или полусознательно использовала всевозможные приемы, чтобы перед читателем предстала малосимпатичная социатьная группа./234/
Газета решает взять интервью у "типичного" крестьянина, выбирая для этого земледельца "благородного происхождения", который голосовал на парламентских выборах за Ширака, "как и большинство опрошенных крестьян". В то же время она публикует рассказ одного из своих корреспондентов, который вместе с земледельцами на автобусе отправился на манифестацию. Под весьма примечательным заголовком "Баллада Лот-э-Гарроны" путевые заметки дают довольно предвзятое описание главным образом "отрицательных сторон" крестьян, их "некультурного" с точки зрения горожанина, поведения, одним словом, "вульгарных" манер "бонвиванов", которые
Когда событие принимает серьезный политический характер, специалист по сельскому хозяйству, если таковой имеется, как бы лишается права - во всяком случае преимущественного - высказываться по поводу чисто политического смысла манифестации. Преимущество получают политические комментаторы или редакторы его газеты, которые излагают свою "точку зрения", или пишут передовицы. Так, Жан Лаборд, редактор Котидьен де Пари, которому явно нечего было сказать о "сельскохозяйственных проблемах" и который, вероятно, не знал политической подоплеки манифестации, но тем не менее, в силу занимаемого им поста, был обязан что-то о ней сказать, наивно продемонстрировал почти что в чистом виде обязательную для журналистов работу по символическому навязыванию. В данном случае она выразилась в элементарном скрещивании городских стереотипов относительно крестьянского мира и крестьянских стереотипов относительно горожан./235/
Под заголовком "Крестьяне-парижане": что бы они могли сказать друг другу" журналист описывает вымышленный им диалог: "Массы крестьян прибыли в столицу, чтобы перекрыть движение парижских водителей. Они что, не могли сделать это у себя, в своих прелестных деревушках?" Легко представить, о чем думали автомобилисты, заблокированные в своих машинах людьми, забросившими свои трактора. "Эта деревенщина вечно всем недовольна, на все жалуется - на солнце, на дождь, на Жискара, на Миттерана, на Крессон, на Меэньери, на Англию, на Италию, на кротов и на енотов. Однако голодных что-то среди них не найти. Они едят по два-три раза в день. Суп на сале - их хлеб насущный. Они монополизировали свежий воздух, природу, простые и бесплатные удовольствия. Им не ведомы стрессы. А заглянуть к ним на кухню: телевизор, стиральная машина, холодильник, и даже морозильные камеры, где они хранят целых баранов на черный день." Не менее легко угадать, о чем думали эти здоровенные детины со своими хорошенькими подружками, которые вчера дефилировали по улицам Парижа. "Неплохо устроились эти парижане. Целыми днями раскатывают на машинах, слушают радио или магнитофон, да еще со своими милашками. Не слишком они от этого устают. Мы, правду сказать, тоже за столом не скучаем. Но на этом для нас и кончается общество потребления. Путешествия, прекрасные поездки заграницу, сходить куда-нибудь, красивые шмотки, культура, то-се - сколько наших парней могут такое себе позволить". Так вчера весь день и разговаривали между собой, сами того не подозревая, водители, зажатые в своих машинах, и крестьяне, приехавшие хлебнуть загазованного воздуха столицы. В конечном итоге, если этот марш помог как одним, так и другим, сказать себе, что полного счастья нет ни в Париже, ни в них, хорошеньких деревушках, то это уже можно считать первым шагом к взаимопониманию". (Котидьен де Пари, 24 марта 1882 года).
Если видение этой манифестации может быть столь контрастным, то это потому, что многообразие политических и социальных структур восприятия журналистов столкнулось в данном случае с реальностью, которая сама по себе исключительно раздроблена. Паризьен либере для своих, преимущественно простонародных читателей, может выбрать в качестве типичного персонажа традиционного крестьянина с запада страны "с хмурым обветренным лицом, в клетчатой куртке и видавшем виды картузе". Котидьен де Пари, наиболее/236/ популярная среди высших кадров, может представить молодого земледельца, который благодаря "очкам в роговой оправе, шерстяному костюму и прическе а ля Сьянс-По* не выглядел бы чужаком и в рядах студенческих демонстраций", а Либерасьон– "богатого крестьянина из левых", чей внешний вид привлекает внимание: "джинсы, кроссовки, куртка ярко синего цвета". Частые перемены во внешнем виде и в одежде, характерные для Франсуа Гийома, факт вовсе не анекдотичный, он свидетельствует о сложности стратегий человека, который представляет себя выступающим от имени столь разобщенной категории: шествуя утром в колонне с сельскими тружениками, одетый в водолазку, кожаную куртку и мокасины, он несомненно хотел указать, что сам происходит из крестьян, то есть из низов. Когда во второй половине дня он обращается к земледельцам (и телекамерам), он одет в очень строгий серый костюм и весьма телегеничный красный галстук, как бы подчеркивая буржуазную респектабельность персонажа, ведущего переговоры, который по элегантности и по речам ничем не уступает горожанам [7]. Несомненно, сегодня нет другой, столь же расчлененной "социальной категории", как земледельцы - и с точки зрения ее внутреннего состава, и с точки зрения ее форм действия и протеста. Являясь частично продуктом истории, которая до сих пор действует в виде сложившихся политических или социальных институтов, и частично - продуктом стратегий политического характера, категория "земледельцы" объединяет в себе исключительно гетерогенное население. Очень разные с экономической точки зрения - как в отношении способа производства и шансов на выживание или развитие, так и в отношении самого производства (виноградарство, скотоводство, производство зерна, овощеводство), крестьяне, к тому же, географически рассеяны по всей территории страны. Как же столь разнородное население смогло мобилизовать свои силы и создать впечатление единства и солидарности вопреки все еще живучему "аграрному индивидуализму" (по выражению Марка Блока) и вопреки местным связям, еще сохраняющим свою силу и препятствующим развитию более широких контактов? Конечно, в какой-то мере роль "общенациональной спайки", необходимой для объединения действий столь атомизированного населения, играет аграрный синдикализм. Но ничто не доказывает, что то мощное " сходство интересов", которое, согласно Марксу, является необходимым элементом для того, чтобы можно было говорить о "социальном классе крестьянства", существует [8]. Во всяком случае ясно, что манифестации заставляют задаться вопросом о единстве группы, которая в них участвует, и тем самым, о ее политической воле./237/
* Sciences - Ро - элитарная парижская Высшая школа Политических наук- прим. перев.
Манифестации "для" журналистов
Манифестация в ее нынешней форме является таким действием, которое может достичь стоящих перед ним целей только в том случае, если ему удастся вызвать широкое освещение в прессе, на радио и телевидении - путь, обязательный для того, чтобы событие было воспринято политическим полем и стало политической проблемой. Можно без большого преувеличения сказать, что стратегическое пространство, в котором разворачиваются манифестации, будь они насильственными и стихийными или мирными и организованными, это не столько улица как простое внешнее пространство, сколько пресса в широком смысле слова. Манифестанты выступают для прессы и для телевидения. Журналисты, сопровождающие шествия или сидящие в специально оборудованных для них залах, полагают, что они дают репортажи о манифестации, далеко не всегда замечая, что сами участвуют в ее реализации в почти кинематографическом смысле этого слова*. Указания "соблюдать спокойствие" и "сохранять достоинство", которые организаторы раздают манифестантам, составляют часть той работы по представлению, значение которой существенно возросло с тех пор, как манифестации стали "передавать по телевидению"; эти указания обращены к манифестантам в той же мере, что и к прессе, обеспечивающей их широкое распространение. Информация о проходящей манифестации, час за часом передаваемая в кратких новостях по радио, может вызвать реакцию слушателей и привести их, пусть с опозданием, в ряды участников**. Статьи в прессе, предшествующие "событию", играют роль, которую нельзя недооценивать, и это хорошо известно профсоюзным деятелям, заранее предоставляющим всю полезную "информацию" о предполагаемом ходе событий. Повторяя чаще всего высказывания организаторов, журналисты/238/