Делай что должно
Шрифт:
В один прекрасный день, а, точнее, вечер, толпа селян с вилами и решительными выражениями на лицах появилась перед домом колдуньи. Незадолго до этого в деревне началась новая эпидемия - на сей раз простуды. Это считалось довольно обычным явлением - что ни осень, то полдеревни хлюпало носами и надрывно кашляло, но на сей раз брат Селим ловко воспользовался случаем и убедил новообращенных в том, что причина болезни - Танна. Если и не сама, то, во всяком случае, ее языческое присутствие, противное Пророку. Молодой, но уже искушенный в борьбе с ведьмами монах собрал небольшую толпу и повел ее на штурм языческого бастиона.
Все, в общем-то, шло по плану - дом полыхал как охапка сена, часть погромщиков потихоньку смылась, зажимая под мышками бесхозных отныне кур, а саму Танну привязали к столбу возле ворот. Оставалась одна малость - навалить возле нее хвороста да поджечь, чтобы раз и навсегда устрашить человеческие сердца неотвратимым гневом Пророка. Но тут случилось непредвиденное. Если бы у столба стояла старая Келла с ее крючковатым носом и большой бородавкой под глазом, толпа с удовольствием вспомнила бы старые страшные сказки о заживо выпитой прямо из жил младенческой крови (даром что последний раз дети здесь пропадали еще до рождения старухи). Но здесь на месте ведьмы оказался как раз этот самый младенец - зареванная девчушка с перепачканным соплями и грязью лицом, в лохмотьях, оставшихся от ее поношенной одежды. Поднять на нее руку, а тем более приговорить к мучительной огненной смерти, не смог бы никто. Многие стыдливо отворачивались, чтобы не видеть сквозь прорехи в платье костлявое, совсем еще детское тело. Чувствуя, что теряет инициативу, брат Селим сам было притащил охапку соломы к ногам ведьмы, но увидел обращенные на него угрюмые взгляды и замер на месте. Ситуация неожиданно стала патовой. Поняв, что рискует результатами многомесячного труда, монах стал лихорадочно искать решение. Как назло, в голову ничего не приходило. Поэтому Селим, рассудив, что лучше выполнить плохую задумку, чем метаться совсем без плана, стал таскать к ногам Танны солому и хворост. Вскоре куча дошла ей до пояса. Брат Селим потянулся за факелом.
– Что здесь такое?
– раздался из-за спин крестьян ледяной голос. Толпа отхлынула в стороны, и монах оказался нос к носу с лошадью, на которой восседал закутанный в теплый черный плащ человек. На его лице блуждала брезгливая мина аристократа, случайно вляпавшегося сапогом в кучу навоза.
– Групповое изнасилование? Что, никак не можете решить, кто первый?
Селим нервно сглотнул. Что-то в голосе и манере держаться пришельца заставляло вспомнить главный зал Высокого Храма, мрачный, полуосвещенный багровыми факелами, и холодный голос Настоятеля, принимающего клятву верности. Колени монаха неприятно ослабли, а толпа его сторонников начала быстро рассасываться. Власть в селе уважали, поскольку видели крайне редко, а этот чужак явно имел к ней отношение.
Деваться было некуда. Селим решительно, как ему показалось, шагнул вперед и громким и уверенным (визгливым и дрожащим) голосом заявил:
– Кто ты и что тебе здесь нужно? По какому праву прерываешь ты суд праведный над нечистой ведьмой, что порчу на людей наводит и чуму пробуждает? Изыди, грешный дух, или будешь проклят Храмом на веки вечные!
– Храмом?
– удивился человек.
– Все интересней и интересней. Так это ты, братец, первый в очереди? Понятно, с бабами в Храме плохо. Слушай, а ты не пробовал с ней по-хорошему? Может, она бы и так дала?
– Да как ты смеешь… - дрожащим от страха пополам с яростью голосом начал Селим, но незнакомец оборвал его:
– Заткнись, идиот! Я задал вопрос, но так и не услышал ответа. Спрашиваю еще раз: что здесь такое?
– Знай же, нечестивец, что эта ведьма повинна в грехах тяжких!
– неуверенно заявил брат Селим. Рядом с ним уже осталась лишь кучка самых стойких приспешников, включая имевшего личный зуб на Танну Качера. Остальные хоронились в темноте по кустам, с любопытством ожидая развязки действа.
– Насылает она на людей тяжкие болести, чуму да мор простудный, и гневит Пророка своими мерзкими пакостями…
– Сегодня я проехал еще через две деревни, - задумчиво произнес незнакоґмец.
– В одной из них есть ведьма, но нет гриппа. В другой нет ведьмы, но эпидемия есть. У вас в селе есть и храмовники, и ведьма, и есть эпидемия. Что-то у тебя не ладится с логикой, братец.
Брат Селим не знал, что такое логика. Он видел лишь, что стремительно теряет с таким трудом нажитый авторитет. И он решил пойти ва-банк.
– Что вы его слушаете!
– завопил он поселянам, потрясая кулаками в воздухе.
– Это же темный дух морских пучин пришел на выручку своей проклятой служанке! Сожжем их на одном костре, чтобы Пророк возрадовался своим верным чадам!…
Стремительно движение вокруг него - и храмовник остался стоять в полном одиночестве. Выражение лица чужака давало понять, что ему идея отнюдь не понравилась, потому даже самые ретивые новообращенные не рискнули остаться с пастырем. Чужак же неторопливо спрыгнул с лошади и вразвалку подошел к Селиму.
– Как зовут?
– процедил он, дружески положив руку тому на плечо. Внезапно левую половину тела монаха пронзила острая боль, и он с воплем рухнул на колени.
– "А-а-а" - не имя, - почти ласково сообщил ему страшный чужак.
– Или я не расслышал?
– Брат Селим!
– торопливо выкрикнул храмовник, почувствовав приближение нового приступа боли.
– Брат Селим из Храма Золотой Бухты! Ты пожалеешь…
Носок сапога врезался ему в солнечное сплетение, надолго лишив способности не только говорить, но и даже нормально дышать. Брезгливо перешагнув через корчащееся в грязи тело, чужак подошел к обмякшей на столбе полуобморочной Танне и резким движением разорвал привязывающие ее веревки.
– Все будет хорошо, девочка, - успокаивающе сказал он ведьмочке, бессильно рухнувшей ему на руки.
– Все будет хорошо.
– Он сбросил плащ, закутал девушку и перенес ее к лошади, осторожно усадив в седло.
– Держись крепче, ладно?
Он взялся за повод и неторопливо повел лошадь прочь. На границе пятна света от догорающего пожара он остановился и негромко, но отчетливо спросил:
– Интересно, а умеют ли храмовники лечить скотину?
И растаял во тьме.
Очень скоро это стало интересно всему селу. Вскоре после исчезновения Танны корова не смогла разродиться неправильно лежащим теленком, загубила плод и сдохла сама. Потом началась эпидемия парши у коз, животные громко блеяли днем и ночью и давали заметно меньше молока. Необычно рано лег снег, дороги занесло, так что охромевшая лошадь кузнеца, в общем-то, и не была ему нужна - какое-то время, во всяком случае. И так далее. Соседская ведьма, и без того обслуживающая две деревни, узнав о судьбе Танны, наотрез отказалась даже появляться в этом проклятом духами месте. Монахи с растерянными лицами тенями скользили по деревне, спиной чувствуя недобрые взгляды. Брат Селим совсем перестал появляться в селе, отсиживаясь в часовне. До отчета перед Настоятелем оставалось совсем ничего, и он с ужасом представлял эту встречу.
Впрочем, Танна о том не знала. Пару недель она находилась в каком-то забытье-полубреду. Когда она окончательно пришла в себя, оказалось, что избавитель довез ее до Золотой Бухты, где и оставил у знакомой владелицы белошвейного дома. Сердобольная дама наняла сиделку - древнюю старуху, уже почти забывшую свое ремесло ведуньи, но на уровне рефлексов помнящую, как обихаживать тяжелых больных.
– Здоровая девка, - заявила она, шамкая морщинистыми губами.
– Горячка только нервная, ну да пройдет помаленьку. Один серебряк в неделю, и точка.