Делай, как я!
Шрифт:
Солдаты приволокли его за деревянную загородку и – тут уж Сорокин-младший перепугался по-настоящему! – начали стягивать с него рубашку.
– Пустите! Пустите! – закричал он ещё громче. – Не имеете права!
Почему-то он подумал, что сейчас ему будут делать укол.
– Ну что, испугался? Не будешь больше?
Откуда было знать солдатам, что труднее всего выдавить из Сорокина-младшего эти слова: "Больше не буду"? И хотя Валерке сейчас приходилось несладко, он и тут остался верен себе.
Кроме того, он уже успел осмотреться – увидел солдатские гимнастёрки, лежащие на скамейках, услышал за перегородкой плеск воды и решил, что уколов не будет.
– Раздевайся! – приказал сутулый длиннорукий солдат, и стёкла его противогазных очков грозно блеснули.
Сорокину-младшему ничего не оставалось, как послушно и быстренько раздеться.
Через минуту он уже оказался под прохладным душем. Душ был сильный, колючий – струйки воды жёстко колотили Сорокина младшего по спине, по плечам и макушке.
И всё же Валерка повеселел. Храбрость вернулась к нему. Он уже видел, что ничего страшного с ним не случится. Чего было бояться! И вообще советские солдаты должны защищать советских детей. Это каждый знает.
Он уже прикидывал, как станет рассказывать у себя в классе о своих приключениях, о том, как попал в "заражённую" зону и как его отмывали.
Из-под душа он вышел окончательно осмелевшим. Он хотел было сунуться обратно, туда, где раздевался, но красная стрелка, приколоченная на стене, показывала, что выходить нужно в противоположную сторону. Туда он и направился.
Солдат – уже самый обыкновенный, в обычной солдатской форме – протянул ему короткое вафельное полотенце и трусы. Трусы были широченные, старые, давно потерявшие свой синий цвет.
– Это не мои, – весело сказал Сорокин-младший. И даже хихикнул. Наверно, пять таких Сорокиных можно было поместить в эти огромные трусы.
– А твои мы сожгли, – равнодушно сказал солдат.
– Как сожгли?
– Очень просто. Как положено. Как заражённое обмундирование.
Он говорил по-прежнему спокойно, равнодушно, без улыбки, но всё-таки у Валерки ещё оставалась надежда, что он шутит. В другой бы раз он обрадовался, что его одежду назвали обмундированием, но теперь ему было не до смеха.
– Да-а… сожгли… – протянул он. – У меня там ещё рубашка была… Новенькая… И штаны…
– И штаны тоже сожгли, – сказал солдат.
Он отвернулся и принялся считать полотенца.
– А как же я? – всё ещё не веря в то, что произошло, спросил Сорокин-младший дрогнувшим голосом.
Солдат продолжал считать полотенца. Он только молча пожал плечами.
Потом оторвался от своих полотенец и сказал:
– А так и шпарь в трусах… Только не забудь придерживать.
Валерка представил себя, бегущего по военному городку в этих широченных, выцветших, развевающихся трусах и чуть не заплакал.
Всё было так хорошо, так здорово, так весело – и на тебе!
Что было делать?
Он надел трусы. Ну, пятерых не пятерых, но троих Сорокиных в них вполне можно было всунуть.
Валерка опустился на деревянную скамейку и сидел так, не шевелясь, притихнув от горя.
Он и не подозревал, что как раз в этот момент там, за деревянной перегородкой, всего в нескольких метрах от него прошагал его старший брат.
Сорокин-старший обошёл уже добрую половину военного городка.
"Уж я ему покажу! – повторял он про себя. – Я ему покажу!"
Если бы он догадывался, в каком плачевном положении находится сейчас его младший брат, наверняка он бы пожалел его и пришёл ему на выручку. Ещё утверждают, что существует какая-то телепатия, передача мыслей на расстояние! Да разве, если бы существовала эта самая телепатия, мог бы Сорокин-старший пройти мимо и не почувствовать, что его младший брат сидит, печальный и полуголый, всего в нескольких шагах от него! А он прошёл и не почувствовал. И уж если родному брату ничего не подсказало сердце, то на чью же ещё помощь мог теперь рассчитывать Валерка?!
Выходит, ничего не оставалось ему, как мчаться в солдатских трусах через весь военный городок – мимо казармы и мимо столовой, мимо солдатского магазина. И все наверняка будут спрашивать: "Кто это мчится в таких чудовищных трусах?" И отвечать: "Это брат рядового Сорокина!" Валерка представил себе, какой это длинный путь, и ещё представил, как появится он в таком виде перед замполитом, перед старшим лейтенантом Кудрявцевым! Он даже зажмурился и головой замотал, как от зубной боли.
– Ну что, допрыгался? – услышал он.
Это был тот самый маленький солдат, который приказал тащить Валерку под душ. Только сейчас он появился перед Валеркой уже без противогаза и без защитного костюма, и Валерка теперь увидел три нашивки на его погонах – сержант!
У сержанта оказалось кирпично-красное от загара лицо и рыжеватые брови.
– Допрыгался, говорю? Ты чей будешь?
Сорокину совсем не хотелось разговаривать с этим человеком, но попробуй тут не поразговаривай, когда даже подняться на ноги не можешь, не придерживая одной рукой трусы!
– Я – Сорокин, – хмуро сказал он.
– Ах, ты ещё и обманщик! – сердито сказал сержант. – Испугался, что родителям доложу? Признавайся, как твоя фамилия?
– Сорокин, – обиженно повторил Сорокин.
– Ну вот что, друг, – сказал сержант, – ты мне не заливай, я тут второй год служу, всех офицеров знаю, нет у нас такого – Сорокина…
– А я не офицерский, – сказал Сорокин, пошмыгивая носом, – я к брату приехал… К рядовому Сорокину.
И тут он заметил, что сержант несколько смутился. И как это нередко бывает со взрослыми, от смущения рассердился ещё больше.