Делай, как я!
Шрифт:
А дальше – приказ: оборудовать позиции, рыть окопы, копать укрытия для машин.
Вот уж не по душе рядовому Сорокину была такая работа, совсем не по душе. Ещё для себя окопчик вырыть – куда ни шло, но копать укрытия для машин!… О-ох-хо-хо! Пока управишься, семь потов с тебя сойдёт!
Но приказ есть приказ, принялись солдаты за работу, взялся за лопату и Сорокин.
– Веселее! Веселее! – торопит командир взвода. – К рассвету всё должно быть готово.
А земля, как назло, попалась – хуже некуда. Сначала мох, упругий, как резина, потом корни кустарника, твёрдые, как проволока.
Валерка небось уже ждёт его, расписывает матери, как началась тревога, и что видел и чего не видел – рассказывает. Не знает, что его старший брат сейчас лопатой машет.
И комары кусают Сорокина-старшего, и ладони уже горят, и пот ест глаза.
– Веселее! Веселее! – покрикивает командир взвода. Он тоже уже взялся за лопату, пришёл на помощь солдатам. – Покажем, гвардейцы, на что способны!
Всю ночь копали солдаты землю. Только когда начало рассветать, закончили свою работу.
Еле разогнул Сорокин спину – наконец-то отдохнуть можно. Но не тут-то было.
Ещё и позавтракать солдаты не успели, ещё только забулькала каша в походной кухне, а уже пришёл новый приказ – сменить позицию!
"Да что же это такое! – хотел было возмутиться Сорокин. – Зря, выходит, мы всю ночь работали?!"
Но тут командир взвода внимательно посмотрел на Сорокина и сказал, словно угадав его мысли:
– В современной войне быстро сменить позицию – это, может быть, самое важное. Противник начнёт обстрел, а нас давно уже нет там, где он рассчитывает. А вот кто поленится, – и опять командир взвода внимательно посмотрел на Сорокина, – тому несдобровать… Вопросы есть?
– Нет вопросов, – сказал Сорокин. Он подумал, что слова командира взвода должны понравиться Валерке – стоит их запомнить.
– Тогда по машинам! – сказал командир взвода.
И опять заурчали моторы, двинулись машины вперёд. Прощайте, отлично вырытые окопы, и укрытия для машин, прощайте, приказ есть приказ…
Только прибыли на место назначения, новая команда: развернуть радиостанцию, обеспечить связь.
Со стороны посмотреть – кажется, даже и не очень торопятся солдаты, и командир взвода их не подгоняет, а на самом деле всё у них до секунды рассчитано: сколько времени нужно, чтобы антенну поднять и укрепить, сколько, чтобы кабель протянуть, сколько, чтобы движок запустить.
Лишь теперь Сорокин заметил, как болят у него руки после ночной работы, как горят ладони.
Развернули радиостанцию, связь установили – а тут и отбой тревоге.
И вроде бы радоваться нужно Сорокину – опять увидит он сегодня вечером и мать и Валерку, а в то же время и жаль, что так быстро кончилась тревога и снова не выпало никакого чрезвычайного происшествия…
И снова трясся Сорокин-старший в машине, рассматривал вздувшиеся на ладонях мозоли и предавался грустным размышлениям.
Рядом с ним ехал рядовой Бегунков, который в своё время погасил пожар в посёлке, и сержант Скрипкин, который нырял в ледяную воду, и ефрейтор Коновалов, который спас кошку, застрявшую в водосточной трубе… А ему, рядовому Сорокину,
13. Что подслушал Сорокин-старший
Ближе к вечеру Сорокин-старший отправился в канцелярию роты за увольнительной запиской. Дверь в канцелярию была приоткрыта, и он остановился. Он вовсе не собирался подслушивать, о чём говорят командиры, он только хотел определить по голосам, не будет ли его появление некстати.
Разговаривали командир взвода и замполит.
– …Я просто поражаюсь… – говорил командир взвода. – Его стало не узнать. Раньше, прежде чем приступить к работе, он извёл бы всех. "Товарищ лейтенант, а мне лопата тупая досталась…", "Товарищ лейтенант, а почему второй взвод не копает, а мы надрываемся – они что, лучше нас, да?", "Товарищ лейтенант, почему перекура долго нет?" – Командир взвода проговорил всё это ноющим голосом, он явно кого-то передразнивал, только Сорокин никак не мог отгадать, кого, – вроде не было в их взводе ни одного солдата с таким противным голосом…
Он постучался и вошёл в канцелярию.
– А-а! Сорокин! – воскликнул замполит, старший лейтенант Кудрявцев. – Лёгок на помине. Мы только что о вас разговаривали.
"Да неужели? – поразился Сорокин. – Вот уж никогда бы не подумал, что у меня может быть такой отвратительный голос!"
Но вслух он этого, конечно, не высказал, ждал, что ещё скажет замполит.
А замполит сказал:
– Вот ведь можете, Сорокин, быть хорошим солдатом, когда захотите. Хвалит вас командир взвода. Говорит, отличились сегодня ночью. Ну что ж, Сорокин, я рад, что не ошибся в вас. Так можете и матери вашей и брату вашему передать. Ясно?
– Так точно! – радостно сказал Сорокин. И на всякий случай сам прислушался к своему голосу.
Уже темнело, когда рядовой Сорокин подошёл к гостинице. Настроение у него было отличное. Разумеется, не мешало бы ему иметь в руках что-нибудь существенное для подтверждения слов замполита. Например, часы, на которых витиеватыми буквами было бы выгравировано: "Рядовому Сорокину – за умелые действия во время полевых учений", или, на худой случай, шахматную доску с металлической пластинкой: "Рядовому Сорокину от командования части", или… Короче говоря, что-нибудь такое, что бы он мог без лишних слов, как бы между прочим, показать матери и Валерке…
Вот ведь какое странное дело – когда ему и похвастаться было нечем, он не прочь был расписать свои заслуги, а теперь, когда и правда есть чем похвалиться и привирать не надо, Сорокин вдруг почувствовал, что неловко ему рассказывать о самом себе. Впрочем, мать по его настроению и сама, наверно, догадается. Не может быть, чтобы не догадалась.
Весело взбежал он по гостиничной лестнице, протопал по коридору, влетел в номер.
– Разрешите доложить, рядовой Сорокин прибыл! – прокричал он. – Вольно, вольно, – скомандовал затем он сам себе и только тут обнаружил, что всё его представление пропало даром: Сорокина-младшего в комнате не было.