Делай, как я!
Шрифт:
Тут его ротный старшина как раз и увидел. Башмаков на крыше санчасти сидел, а старшина мимо шёл – в штаб.
Старшина остановился, задрал голову.
– Что это с вами, Башмаков? – спрашивает.
– Ничего, – говорит Башмаков.
– То есть как это ничего? – спрашивает старшина. – Вы разве не больны?
– Так точно, – говорит Башмаков. – Болен.
– Так почему же вы тогда на крыше сидите?
– Это лечение такое, – говорит Башмаков. – По-научному "трудотерапия" называется.
Старшина так удивился, что даже забыл, куда шёл. Пошёл обратно в казарму и всю дорогу рассуждал сам с собой.
– Это что же за лечение? – говорил он себе. – Да я такое лечение солдатам каждый день прописываю. Меня, выходит, уже профессором медицины считать можно…
А Башмакова через два дня опять вызвал доктор.
– Ну как, – говорит, – ваши дела? Всё в порядке?
– Так точно, – отвечает Башмаков. – Всё в порядке: крыша не течёт, стёкла вставил, забор покрасил.
– Да я не про то спрашиваю, – смеётся доктор. – Как ваше самочувствие – в порядке?
– Самочувствие хорошее, – говорит Башмаков.
– Ну и прекрасно, – говорит доктор.
В этот же день выписал доктор Башмакова из санчасти, и они расстались очень довольные друг другом.
Если говорить честно…
Однажды пригласили Башмакова в летний лагерь старшеклассников- выступить, рассказать о нелёгкой службе десантников.
Надел Башмаков парадную форму, почистил ботинки гуталином "Люкс", отправился в лагерь. А в лагере, смотрит, сидят перед ним девчонки лет по пятнадцати – шестнадцати, глядят на него во все глаза, перешёптываются.
"Ещё бы, – думает Башмаков, – наверное, никогда в жизни настоящего десантника не видели".
Приосанился он.
– О чём, – спрашивает, – рассказывать: о ночных прыжках, об испытаниях парашютов или, может быть, о последних больших учениях?
– Лучше расскажите, – просит девочка с косицами, – как вы первый раз прыгали.
– Первый раз? Это можно, – говорит Башмаков. – Первый прыжок – он на всю жизнь запоминается. Я, к примеру, когда первый раз прыгал…
И тут замолчал Башмаков, заколебался. Потому что если начистоту говорить всё так, как на самом деле было, никакого особого геройства он не проявлял. Вот если бы присочинить немного…
– А вы с какого самолёта прыгали? – спрашивает девочка.
– Я? С АН-два, с кукурузника. С него обычно первый раз все прыгают… – говорит Башмаков, как будто оправдывается, а сам себя в душе ругает: ну что у него за характер такой! Будь на его месте ефрейтор Барабанщиков, тот бы наверняка прихвастнул: с АН-десять, сказал бы. Люк открывается, всё кругом, мол, гудит, ветер бушует… А он – с кукурузника…
– А парашют у вас как раскрывался? Вы сами за кольцо дёргали?
Так и подмывает Башмакова сказать: "А как же! Конечно, дёргал! Лечу я, значит, в воздухе, в свободном падении, секунды отсчитываю: пять, шесть… Пора, думаю. Тут и рванул за кольцо!…"
Ах, если бы на самом деле так было!
– Нет, – грустно отвечает Башмаков. – Если говорить честно, за кольцо в тот раз я не дёргал. Когда человек первый раз прыгает, чаще всего применяется принудительное раскрытие парашюта. Это что значит? Это значит, что парашют раскрывается сам, с помощью длинной специальной верёвки – фала. Когда десантник отделяется от самолёта, фал натягивается, выдёргивает вытяжное кольцо, купол раскрывается…
– А страшно было? – всё не унимается девчонка с косицами.
"Страшно – не страшно"… И вопросы всё какие-то девчоночьи!"
– Если говорить честно, – отвечает Башмаков, – страшновато. Особенно трудно последние два-три шага до раскрытой двери сделать. Тут и ноги слабеют, ватными становятся, и пол, кажется, из-под ног уходит… А я ещё в иллюминатор перед этим взглянул, смотрю: ух ты, земля-то как далеко! Машина по дороге там, внизу, как спичечная коробочка ползёт, люди, как мураши чёрненькие, еле видны… "Неужели, – думаю, – мне сейчас туда лететь?" А тут уже руку мне на плечо кладёт офицер-выпускающий и командует: "Пошёл!" Ну, я и пошёл…
Засмеялись девчонки, развеселил их Башмаков.
– А дальше? – спрашивают.
– Дальше?… Если говорить честно, когда прыгал, я слегка зажмурился. Потом чувствую, тряхнуло меня, взглянул вверх – надо мной огромный белый купол раскрылся. А вокруг синее небо! И так мне хорошо стало! Так легко на душе! Петь хочется! Приземлился благополучно, упал на бок, как мне советовали, чтобы смягчить удар… Так вот и закончился мой первый прыжок.
Видит Башмаков – девчонки на него с уважением смотрят.
"Эх, – думает, – а если бы на моём месте ефрейтор Барабанщиков был, он бы такого понавертел, они бы ахнули!"
Ещё целый час рассказывал Башмаков о десантной службе. Никак не хотели отпускать его девчонки. Когда стал прощаться, пошли они проводить его до ворот, а та, которая с косицами, вдруг хитровато на него посмотрела и говорит:
– Очень верно вы всё про первый прыжок рассказывали. Всё точно.
– То есть как? – изумился Башмаков. – Вы-то откуда знаете?
– Да у нас, – Смеётся она, – уже почти все девочки с парашютом прыгали. Мы в школе ДОСААФ занимаемся.
Башмакову даже жарко стало от неожиданности.
"Ну! – думает.- Чуть не попался! Вот тебе и девчонки!"
Солдатский секрет
Вообще, любил Башмаков рассказывать про свой первый прыжок. Да и кто из десантников не любит вспоминать, как первый раз прыгал с парашютом. Вот ещё одна такая история, рассказанная' Башмаковым.
– Честно говоря, я первый раз по-настоящему понял, что мне на самом деле предстоит с парашютом прыгать, только когда уже на аэродром в полной десантной форме прибыл. Комбинезон, шлем, основной парашют – сзади, за спиной; запасной – спереди, всё как положено. Раньше, пока мы тренировались, пока всякие хитрые упражнения делали, я всё как-то думал: ещё далеко, ещё не скоро дело до прыжка дойдёт.