Делириум
Шрифт:
Позади оживает патрульная машина, яркий свет заливает все вокруг, но только на одну секунду, потом мир вокруг начинает пульсировать и медленно надвигается на меня.
Искаженное криком лицо человека; слева, оскалив клыки, прыгает собака; кто-то кричит:
— Вали ее на землю! Вали!
Нечем дышать. Я задыхаюсь.
Свистящий звук; крик; дубинка регулятора зависает в воздухе.
Дубинка опускается; собака прыгает, рычит; боль, как раскаленный клинок, пронзает меня насквозь.
Темнота.
Когда
На секунду мне становится легче. Все тело покалывает, как будто меня утыкали иголками, я хочу только одного — погрузиться в сон, забыться, переждать, пока пройдет жуткая боль в голове. А потом я вспоминаю: замок на калитке, засада, бегущие со всех сторон тени регуляторов. И Алекс.
Я не знаю, что с Алексом.
Я пытаюсь сесть, но жуткая боль выстреливает в голову, лишает дыхания и опрокидывает обратно на подушки. Я закрываю глаза и слышу, как со скрипом приоткрывается дверь в комнату. Снизу доносятся голоса. Тетя разговаривает в кухне с каким-то мужчиной. Голос мужчины мне незнаком, наверное, это регулятор.
Кто-то идет через комнату. Я делаю вид, что сплю. Человек наклоняется надо мной, я чувствую на шее теплое дыхание.
Потом кто-то еще поднимается по лестнице. Я слышу голос Дженни.
— Что ты здесь делаешь? — недовольно шипит она от двери. — Тетя Кэрол сказала тебе держаться от нее подальше. Сейчас же спускайся вниз, пока я ей не рассказала.
Легкие шаги тихо топают по полу в сторону коридора. Я приоткрываю глаза и успеваю увидеть, как Грейс ныряет под руку Дженни, которая стоит, облокотившись о притолоку. Наверное, она приходила проведать меня. Дженни с опаской приближается к кровати, и я снова закрываю глаза.
Потом Дженни резко поворачивается кругом, как будто ей не терпится убежать из комнаты, и кричит:
— Еще спит!
Дверь закрывается, но прежде я успеваю услышать голос из кухни.
— Кто это был? Кто ее инфицировал?
На этот раз, несмотря на резкую боль в голове и в шее, несмотря на то, что от каждого моего движения комната, кажется, идет кругом, я заставляю себя сесть. Потом пытаюсь встать с кровати, но ноги не держат, тогда я опускаюсь на четвереньки и ползу к двери. Даже такой способ передвижения отбирает у меня последние силы, и я растягиваюсь на полу. Меня трясет от слабости, а комната продолжает раскачиваться, как дьявольские качели.
Одно хорошо — лежа на полу, я могу слышать, о чем говорят в кухне.
— Вы же его видели!
Тетя, кажется, на грани истерики, это совсем на нее не похоже.
— Не волнуйтесь, — успокаивает ее регулятор, — мы его найдем.
Мне
— Мы ни о чем таком не догадывались, — говорит тетя.
У нее срывается голос, теперь я понимаю, что это не истерика, тетя насмерть перепугана.
— Вы должны нам верить, мы не подозревали, что она инфицирована. Не было никаких признаков. Аппетит у нее был хороший, на работу она не опаздывала, никаких перепадов настроения…
— Вероятно, она очень старалась, чтобы вы ничего не заметили, — перебивает тетю регулятор. — Инфицированные часто хитрят.
Когда он произносит слово «инфицированные», я явственно слышу в его голосе отвращение, как будто он говорит о тараканах или террористах.
— Что же нам теперь делать?
Голос тети стихает, видимо, они с регулятором перешли в гостиную.
— Мы постараемся действовать быстро, — отвечает регулятор. — Если повезет, до конца недели…
Больше мне ничего не удается разобрать. Я прислоняюсь лбом к двери и стараюсь не обращать внимания на боль и дышать глубже. Потом осторожно поднимаюсь на ноги. Головокружение не прекращается, я хватаюсь за стену, чтобы не упасть, и пытаюсь привести мысли в порядок. Я должна узнать, что именно произошло. Надо выяснить, как давно регуляторы наблюдали за нашим домом. И я должна убедиться в том, что Алекс в безопасности. Надо поговорить с Ханой. Она мне поможет. Она знает, что надо делать. Я хватаюсь за ручку двери и понимаю, что она заперта снаружи.
Естественно. Теперь я под арестом.
Ручка начинает дрожать и поворачиваться. Я быстро, насколько это возможно, ныряю обратно в кровать. Кровать мягкая, но боль от падения все равно адская. Дверь открывается, и в комнату снова входит Дженни.
Я не успеваю закрыть глаза.
— Проснулась! — кричит Дженни в коридор.
Она принесла стакан с водой, но, похоже, ей не хочется проходить в комнату, она стоит на пороге и молча наблюдает за мной.
Я не жажду разговаривать с Дженни, но пить хочу отчаянно, в горле саднит, как будто я проглотила рулон наждачной бумаги.
— Это мне? — спрашиваю я и показываю на стакан.
Дженни кивает, ее губы растягиваются в тонкую белую линию. Кажется, у нее язык отнялся. Вдруг она бросается к прикроватной тумбочке, ставит на нее стакан и так же быстро ретируется к двери.
— Тетя говорит, это поможет.
— Поможет чему?
Я жадно делаю большой глоток, жжение в горле и головная боль немного стихают.
Дженни пожимает плечами.
— Против инфекции, наверное.
Теперь понятно, почему она не желает подходить ко мне и держится возле двери. Я больна, инфицирована, я — грязная. Дженни боится подхватить заразу.