Делирий
Шрифт:
— Наркоторговля — не ваш уровень, экселенц. Ковчег вас вычислил, и это плохо.
— Что бы ни спланировал Ковчег, его координаторы всего лишь люди. С нами им никогда не сравниться. Хотя я подумаю о преемнике. если появится возможность перейти в Центр. У вас, кажется, сын закончил галактическую юракадемию?
Рептилоид понял намёк коллеги.
— Возможно, я смогу помочь вам занять достойное место в Центре. Однако возникла проблема, от решения которой зависит очень многое.
— Я весь внимание.
— Русские наткнулись на древний артефакт на дне Байкала. Знаете, о чём идёт речь?
— О Колыбели лемуридов, — улыбнулся Кочевник.
— Совершенно верно, об одной из уцелевших Колыбелей. Нельзя допустить, чтобы она досталась русским. Все лемурийские Колыбели хранили генофонд Второй расы и были оборудованы стационарными В-порталами.
— Разве у нас нет к ним доступа?
— К этой — нет, она законсервирована. Мы вообще не имели никаких вестей о её местоположении. Байкал образовался три миллиона лет назад на месте Ориан-крепости, на которую сбросили астероид. Но Колыбель устояла, а потом котловина заполнилась водой. Задачу понимаете?
— Так точно, Владыка, — привстал Кочевник. — В Улан-Удэ двадцать второго августа начинаются Дни культуры Казахстана, я лично поеду туда с помощниками, чтобы во всём разобраться на месте.
— Возможно, я тоже приеду, есть шанс дать концерт Брюссельского военного оркестра в Иркутске, а там недалеко и Улан-Удэ. Подготовьте на всякий случай визит. Вы там будете раньше.
— Как скажете, Владыка. Я приготовил ещё один отчёт по России.
— Почитаю позже. Ваша деятельность была весьма успешна. если не считать последних событий. Судя по отсутствию реакции российского общества на проводимые вами реформы образования, вам удалось подавить сопротивляющихся.
— Реакция есть, но мои агенты влияния действительно работают великолепно. Главное, что «свободой слова и поведения» мне удалось закамуфлировать этические запреты на любую умственную и эмоциональную деятельность. — Кочевник оживился, представляя себя чуть ли не наместником бога на Земле. — Мы создали общество, фантазии которого из виртуальной области практически переходят в реальную. Табуированность этих фантазий большинством россиян уже отвергается не только в компьютерных играх, но и в реальной жизни. Они с пеной у рта готовы доказывать, что, к примеру, садизм — это просто взрослые игры, что гей — нормальное явление, требующее легализации, что блядь — не блудница, от коего слова термин и произошёл, а сексуально раскрепощённая женщина, как, впрочем, и мужчина. А интуитивов, способных оценить и ограничить опасную «игровую» деятельность, в России ещё нет.
— Кроме Ковчега, — покачал длинным пальцем рептилоид. — Впрочем, к нашему счастью, осмысления ситуации в целом нет не только в России, но и во всём мире. Есть лишь ряд игроков, понимающих происходящее в рамках сиюминутной выгоды. К ним можно отнести и заурядные национальные элиты, и спецслужбы, и ваш Ковчег. Все они уверены, что работают ради будущего, а это ошибка. Они работают на нас!
Кочевник глотнул чистой воды из сифона.
— Среди моих подчинённых бродит шутка: будущее страны принадлежит детям, и мы даже знаем фамилии этих детей.
Рептилоид изобразил улыбку, что у людей, не встречавшихся с рептилоидными существами, вызвало бы панику.
— С юмором в России всё хорошо. Зато с законами, которые помешали бы нам, плохо.
— Наоборот, великолепно! Для нас, разумеется. К счастью, россияне только провозглашают равенство всех перед законом, на самом же деле всегда находятся те, кто «равнее», от крупных менеджеров до мелких чиновников. У них нет стимула контролировать своё поведение, а тем более воображение. Их удел — политика, экономика, реформы ЖКХ. Главное для них — золото, деньги. В созданном нами обществе нравственный контроль невозможен. В принципе нам нет необходимости менять верхушку власти: премьера, президента, председателя парламента и так далее, — они и так находятся под нашим
контролем.
— Ну, это не совсем верно, да и заслуг ваших в этом немного, и тем не менее я считаю вашу деятельность успешной. Если бы не последние события.
— Я всё исправлю! — быстро сказал Кочевник. — Господа из «Триэн» увлеклись материальной стороной нашего присутствия на планете, но справиться с наведением порядка в головах серого большинства им уже не удастся, гарантирую. А без этого рушится логика всей их деятельности.
— Что ж, до встречи в Улан-Удэ, экселенц. Закроем дыру в прошлое на Байкале и подумаем о вашем повышении.
Кочевник встал, низко поклонился, выгнув спину колесом, как это умели делать только рептилоиды, накинул на себя нечто вроде алого комбинезона, затянул ремень и исчез. В-портал, встроенный в ремень, перенёс его в Подмосковье, в дом на Рублёвском шоссе, где министр образования России имел возможность скрыться от людских глаз.
Двадцатого августа в Улан-Удэ прибыл самолёт с делегацией столичных деятелей культуры, искусства и образования. Среди них был и министр Фурсенюк Эдмон Арбенович, которого сопровождали несколько помощников, чиновники из администрации президента и его заместитель Метель-ский Леопольд Иосифович.
Делегацию в аэропорту «Байкал» встретили руководители региона, рассадили по машинам, и через полтора часа она расселилась в самой фешенебельной гостинице города с тем же названием — «Байкал».
Фурсенюку достался четырёхкомнатный люкс, где по заверениям гостиничной обслуги останавливался «сам президент». После прибытия министр посетил ресторан гостиницы, затем направился на экскурсию по городу в сопровождении длинноногой красавицы из состава делегации, Метельского и двух чиновников краевой администрации. Чиновники на самом деле являлись агентами Кочевника, успешно проводившими политику Поводырей в крае, используя СМИ.
Разумеется, их машину сопровождала охрана: «Форд» ГИБДД с мигалками и джип «Мицубиси Паджеро». На сопровождении настоял Метельский, привыкший к пышным встречам и ВИП-обслуживанию. Глядя на его рыхлое лицо с презрительной складкой губ, Кочевник подумал, что пора менять заместителя. Он стал слишком увлекаться проявлениями вседозволенности и мог потерять бдительность. А поскольку он много знал, ценность его для «Триэн» была велика.
На мосту через Селенгу у впадения в неё реки Уды машина министра остановилась. Он вышел, облокотился на перила ограждения, рассматривая тронутый дыханием осени пейзаж.