Дело № 113

Габорио Эмиль

– Вы сильнее меня… – отвечал Кавальон. – Я повинуюсь.

И он достал из портфеля злосчастную записку и передал ее Фанферло.

Руки сыщика задрожали от удовольствия, и он стал читать ее:

«Дорогая Нина!

Если ты меня любишь, то скорее, не медля ни минуты, без всяких рассуждений, повинуйся мне. По получении этого письма возьми все, что у тебя находится, – абсолютно все – и скройся где-нибудь в номерах на другом конце Парижа. Скройся так, как будто бы тебя вовсе нет и на свете. От этого, быть может, зависит моя жизнь. Меня обвиняют в краже, и я буду арестован. В столе лежат пятьсот франков. Возьми их. Оставь твой адрес Кавальону, который объяснит тебе все, чего я не могу тебе написать. Торопись скорее.

Проспер».

– Кто же эта госпожа Нина Жипси? – спросил Фанферло. – Без сомнения, это знакомая Проспера Бертоми?

– Это его любовница, – отвечал Фанферло.

– Она живет здесь, в доме тридцать девять?

– Вы это знаете… Недаром же я вошел сюда.

– Она снимает квартиру на свое имя?

– Нет, она живет у Проспера.

– В котором этаже?

– В первом.

Фанферло тщательно сложил записку и сунул ее к себе в карман.

– Я сам передам эту записку госпоже Жипси, – сказал он.

Кавальон хотел было возражать, но Фанферло сказал ему:

– Советую вам возвратиться к вашим занятиям, молодой человек.

– Но ведь Проспер мой покровитель, он вытащил меня из нищеты, он мой друг!

– Зная, что вы так преданы кассиру, могут хватиться вас и истолкуют это в дурную сторону.

– Проспер невиновен, я знаю это!

– А если он будет обвинен, то это ваше признание может быть принято за соучастие в его преступлении.

Кавальон опустил голову. Он был сражен.

– А потому послушайте меня, молодой человек, – продолжал Фанферло. – Возвратитесь к своим занятиям! До свидания!

Молодой человек повиновался. А Фанферло поднялся по лестнице и позвонил в дверь первого этажа, в квартиру Проспера Бертоми. Ему отворила девочка лет пятнадцати, кокетливо одетая.

– Госпожа Нина Жипси? – спросил сыщик.

При виде Фанферло с запиской в руках девочка не знала, что ответить.

– Мне поручено передать ей послание от господина Проспера, – сказал он и подождал ответа.

– Войдите, я сейчас доложу.

Имя Проспера подействовало, и Фанферло ввели в гостиную.

– Черт возьми! – проговорил сыщик при виде роскошной обстановки. – А кассир устроился недурно.

Но он не мог продолжать своих наблюдений, так как раздвинулась портьера и вошла госпожа Нина Жипси. Она была очень хороша собою, и ее красота была настолько необычайна, так заявляла о себе, что даже Фанферло был ослеплен и приведен в смущение.

«Ах, черт возьми! – подумал сыщик, вспоминая благородную, строгую красоту Мадлены, которую видел так недавно. – У него положительно недурной вкус, даже очень, очень недурной!»

– Что вам угодно? – спросила дама, презрительно прищурившись.

Другой на месте Фанферло был бы смущен этим взглядом и тем тоном, с которым произнесена была эта фраза. Но все его внимание было поглощено изучением этой молодой женщины.

«Она недобра, нет! – подумал он про нее. – И кажется, невоспитанна…»

Он помедлил с ответом. Нина нетерпеливо топнула ногой.

– Да вы скажете наконец, что вам угодно, или нет? – спросила она.

– Мне поручено, сударыня, передать вам послание от господина Бертоми… – начал он вкрадчивым голосом.

– От Проспера? Разве вы его знаете?

– Да, сударыня, я имею честь быть его знакомым, и, простите за смелость, я один из его друзей.

Он вытащил из кармана записку, отнятую им у Кавальона, и подал ее госпоже Жипси.

– Читайте! – сказал он.

Она надела пенсне и пробежала записку одним взглядом. Сначала она побледнела, потом покраснела; нервная дрожь пробежала по ней с ног до головы. Ее колени затряслись. Она пошатнулась. Думая, что она упадет, Фанферло приготовился было поддержать ее и протянул к ней руки. Но она была не такова. Она пошатнулась, но не позволила себе упасть. Она собралась с силами, ухватилась своими миниатюрными ручками за руки сыщика, сжала их и стала плакать.

– Объясните, ради бога, – сказала она. – что все это значит? Не известно ли вам содержание этой записки?

– Увы… – отвечал он.

– Проспера хотят арестовать, его обвиняют в воровстве!..

– Да… Предполагают, что он украл из кассы триста пятьдесят тысяч франков.

– Это ложь! – воскликнула молодая женщина. – Это бесчестно и нелепо. Проспер – и вдруг украл! Какой это вздор! Красть! Да я для чего? Разве у него нет денег?

– Это совершенно верно, сударыня… – подтвердил и сыщик. – Но утверждают, что господин Бертоми вовсе не так богат и что, кроме жалованья, у него ничего больше и нет.

Этот ответ смутил госпожу Жипси.

– Однако же, – возразила она, – я всегда видела у него много денег! Небогат… Как же тогда…

Она не докончила фразу, посмотрела на Фанферло, и глаза их встретились.

«Так это, значит, он воровал для меня, для моих прихотей?…» – говорил ее взгляд.

«Может быть!» – ответил ей взгляд Фанферло.

Но уже через десять секунд к молодой женщине вернулось все ее прежнее самообладание. Сомнение оставило ее.

– Нет! – воскликнула она. – К несчастью, Проспер никогда не украл бы для меня. Кассир полными горстями мог бы загребать для любимой женщины из кассы, порученной ему целиком, и его оправдали бы за это все, – но Проспер не таков: он меня не любит и никогда не любил. Для меня он воровать не станет!

– Подумали ли вы о том, что говорите? – возразил Фанферло.

Она печально покачала головой; слезы застилали блеск ее прекрасных глаз.

– Да, подумала, – отвечала она, – и это так на самом деле. Он готов исполнить малейшую мою прихоть, скажете вы? Что ж из этого? Если я говорю, что он меня не любит, то я в этом совершенно убеждена и сознаю это. Только один раз в моей жизни меня любил один господин всей душой, и за это я страдаю теперь вот уже целый год, так как поняла теперь сама, какое несчастье приносит любовь без ответа. А в жизни Проспера я – ничто, так – случайный эпизод.