Дело № 36.4. Хрупкие кости
Шрифт:
Сейчас он мог любоваться ею напоказ, и напропалую пользовался этой возможностью, не сводя с нее глаз.
Кира задумалась. Он хотел бы сказать, что это платье, пусть и не по размеру, ей очень идет. А еще его подмывало спросить, почему она носит волосы распущенными, если так любит возиться с чужими.
Но вместо этого он, неожиданно даже для самого себя, произнес:
— Пожалуйста, больше не лезь в мои вещи.
Кира поперхнулась дымом от неожиданности.
— Что? Ты о чем? — хрипло спросила она.
Отступать
— Мой траурный галстук. Ты использовала его, чтобы перевязать волосы Ники. Я куплю для нее ленты, но не стоило лезть в мой шкаф.
Кира укоризненно посмотрела на него.
— Он висел в прихожей, — ничуть не обидевшись, ответила она. — Я не стала бы рыться в твоих вещах.
В прихожей?
В последний раз он надевал эту тряпку на похороны леди Эйзенберт… и совершенно не понимал, как галстук оказался там, где его нашла Кира.
— Прости. Я ни в чем не хотел тебя обвинять, — примиряюще сказал Капитан.
— Я живу в твоем доме, — серьезно ответила Кира. — На твои деньги. Я не имею права тебя упрекать. И просить прощения тебе не за что.
После этих слов аппетит пропал. Рыбный салат не лез в горло, да и вино — неплохое, пусть и не слишком дорогое, сразу потеряло вкус.
Нет ничего странного в том, что Киру тяготит ее положение. Она все потеряла. Все до расчески. И пусть она приняла его помощь, вряд ли ей так уж сильно нравится «жить его милостью».
Отодвинув от себя тарелки с недоеденными остатками, Капитан подозвал официанта, чтобы потребовать счет
— А это не наша ли старая знакомая? — прищурилась Кира, глядя куда-то за его спину. — И рядом уж точно не ее муж.
Обернувшись, Капитан обнаружил за дальним столиком леди Элен Скарой. И напротив нее сидел куратор Призрачных Теней.
— Это Сэйв… — пробормотал Капитан, разглядывая парочку. Они были явно увлечены друг другом.
— Сэйв? — странным тоном переспросила Кира.
Порадовавшись, что эти двое познакомились и без него, он развернулся обратно, обнаружив две вещи.
Им принесли счет. А еще Кира была бледна, как полотно.
— Что с тобой, — с тревогой спросил он, глядя, как остатки румянца покидают ее щеки.
Она сглотнула.
— Нет… ничего. Показалось, — неуверенно улыбнувшись, ответила Кира. — Ты как? Способен дойти до дома самостоятельно?
Решив, что он выяснит причины этой тревоги потом, Капитан кивнул, поднялся на ноги и предложил ей руку.
— Вполне, — ответил он.
Томас
Пробуждение — это боль. Яркая, как вспышка. Отдающая искрами в глазах. Заставляющая застонать, заскулить, словно побитый щенок.
Голова раскалывается до такой степени, что Томасу кажется, будто он ослеп, потому что открыть глаза решительно не получается…
Что это с ним?
Отдышавшись, приняв боль, как должное, он все-таки кое-как поднимает веки, вглядываясь в сумрак пасмурного рассвета.
Вчера, покинув кошку, он сначала бездумно шатался по Рурку, даже не пытаясь воровать, хотя денег в кармане у него не осталось, а потом зашел домой, выгреб оставшиеся монеты и отправился в "Черную Луну".
И обнаружив, что Марла сегодня не явилась на работу, напился в дрова, сам не зная, рад он ее отсутствию или нет.
Хотя, не стоит себя обманывать. Смесью водки, абсента, полусвернувшейся крови он пытался заглушить совершенно другое. Вернувшийся к вечеру страх, что он исчез. Стал кем-то другим.
Как будто Мэри, заставив его в мгновение ока переместиться через весь город к ней, нарисовала немного другого Томаса.
И этот новый Томас, чувствовал себя неполным.
А сегодня он, проснувшись с жутким похмельем, ощущает себя идиотом.
И настоящим шакалом. Трусливым, жалким существом, которому никогда не подняться со дна собственной никчемности.
Дурацкие похмельные мысли, приправленные жуткой головной болью и пониманием, что вчера он спустил все до монеты.
Дурак.
Работать в таком состоянии он не сможет, а в доме ни крошки. С тех пор, как Тени начали собираться у Капитана, Томас перестал думать о еде для других.
Перестал думать о подарках.
И в итоге у него не осталось ничего.
Почувствовав рвотный порыв, он кое-как сползает с кровати и бредет в некое подобие ванной комнаты, чтобы освободить отравленный алкоголем желудок.
Идиот. Стало легче?
О да, ты просто великолепен сейчас. И вчерашняя попытка расслабиться превратила тебя в окончательное дерьмо.
Стараясь выгнать из головы эти мысли, Томас слегка трясет головой, и его начинает мутить с новой силой.
А потом становится чуть легче. Потому, что он понимает, что у него есть вода. И остатки кофе.
Умывшись и переодевшись, он чувствует себя почти человеком.
А выпив кофе — почти живым.
Головная боль утихает, но руки все еще трясутся. Поживиться чьим-нибудь толстым кошельком вряд ли получится. Но он все равно идет к Верхнему Городу.
Шакал он, или нет?
Денег он может и не найдет, но падали хватает везде. А самая вкусная падаль его ждет в квартале богачей.
— Эй, парень? — не успевает Томас пересечь границу между яркими вывесками торговых рядов Спирали и слепящей глаза белоснежностью Верхнего Города, как его окликает какой-то мужчина.
Облаченный в теплый серый плащ с меховой подкладкой, серую же шляпу и сжимающий в руках трость с позолоченным набалдашником.
Нет.
Золотым.
Томас щурится, прикидывая, сколько денег может оказаться в карманах мужчины, а потом понимает, что черты лица ему смутно знакомы.