Дело Белки
Шрифт:
Хорошо хоть выслеживать его в этой чащобе не приходилось, поскольку там, где нитка-искатель протаскивала Счастливчика, оставалась широкая, прекрасно видимая борозда, отлично отмаркированная по краям повисшими на обломанных кустах клочками пестрой одежды.
Время от времени Счастливчик и сам подавал голос. Причем орал до тех пор, пока мне становилось проще ответить, чем слушать его надрывные призывы и завывания. Я бы отзывался и раньше, но с моими габаритами не так-то просто трусить по лесу, да еще и перекликаться с напарником, которой все время забывает, что надо беречь дыхание. При этом не скажу, чтобы я завидовал его способу перемещения. В конце концов, то, как путешествовал Дмитрий, весьма напоминало катание на водных лыжах. Вот только никаких лыж на Счастливчике
Не знаю, что при этом испытывало политое моей руганью растение, но мне самому значительно полегчало. Я скинул рюкзачок, нашарил в нем упаковку кальмаров и твердо вознамерился утопить их в большом количестве запасенной мной пресной воды. Выбрав подходящую сосенку, пристроил между корней спальник Дмитрия и плавно водрузил на него свою утомленную беготней задницу. Однако вместо блаженного чувства расслабления всего организма, сладкого нытья в усталых нижних конечностях и покоя в верхних, я испытал самую кошмарную из доселе случавшихся со мной болей, пронзившую меня от крестца до шеи вверх и от него же до пяток вниз.
Большинство граждан на земле считает, что остеохондроз – это болезнь. Ничего подобного. Остеохондроз – это подлый удар в спину человеческого организма. В ответ на это предательство моего собственного позвоночника я заорал так, что, если ранее хоть одна волшебная тварь не была в курсе моего повторного визита на «ту сторону», теперь ни у кого не осталось в этом ни малейшего сомнения.
Стоило мне хоть немного шевельнуться, как адская пытка возобновлялась снова и снова. Мало того, не менее мучительным было и то, что я не представлял, как мне теперь быть. Счастливчика унесло взбесившимся клубком. Хан и вовсе не знал, что я отправился ему помогать. Не говоря уж об Иване и Арине Родионовне, которые тоже теоретически находились где-то в этом лесу, но, занимаясь спасением целого волшебного мира, даже если бы могли, вряд ли пришли бы на помощь жалкому неудачнику, который так искал приключений на свою задницу, что нашел смещение позвоночного диска в пояснично-крестцовом отделе.
Ерничая и издеваясь над собой в таком роде, я все же попытался мало-помалу ползти в ту сторону, откуда в последний раз слышал голос Счастливчика. Можно было, конечно, и просто двинуться обратно. Но надежды на то, что ресурсов моего организма хватит, чтобы вернуться в штаб-квартиру, у меня не было, а на то, что Дмитрий рано или поздно остановится и станет меня искать, была. Посему выбранный маршрут показался мне самым логичным, хотя и не самым легким. Только в эти трудные минуты я наконец-то оценил, каким же на самом деле героическим человеком был Алексей Маресьев, подвиг которого так усердно вдалбливали в мою голову в годы школьной учебы. Заодно мне вспомнился персонаж рассказа Джека Лондона «Любовь к жизни». Тот мужик хотя и не был мужественным советским летчиком, но тоже причесал своим брюхом значительный кусок Аляски, а в довершение еще и голыми руками придушил злобного серого волка. Иными словами, мне было на кого равняться, а уж придушить кого-нибудь я тем более был совсем не против. В особенности это относилось к узбеку, чье чувство долга перед пресмыкающейся ядовитой тварью привело к тому, что теперь я тоже вынужден был ползать и, не ровен час, вот-вот мог начать вырабатывать свой собственный смертоносный яд.
Мои недобрые размышления были прерваны знакомым тягуче-вкрадчивым голосом:
– Крадемся, Левушка? Или просто приспичило отдохнуть?
Одновременно с вопросом прямо передо мной откуда-то сверху плавно стекла громадная черная клякса, которая, шмякнувшись о землю, превратилась в добрейшего Барса Мурзоевича Васильева-седьмого-младшего. Впрочем, насчет добрейшего я несколько погорячился. С трудом вывернув голову, чтобы посмотреть на кота, я понял, что ничего хорошего от него ждать не приходится.
– И это так, значится, вы, ребятки, выполнили мое поручение? – с трудом сдерживая гнев, поинтересовался высоко ученый зверь. – Кому было сказано: сидеть на кухне и сторожить Дом?!
– Как смогли, так и выполнили! – по-хамски буркнул я в ответ, не потому, конечно, что чувствовал себя правым, а исключительно в силу того, что когда зад горит, как-то не до формальной вежливости.
– Где Хан? – строго вопросил страж дуба, и, несмотря на боль, я отметил, что Кот в первый раз на моей памяти упомянул имя узбека, не прибавив к нему уменьшительно-ласкательного суффикса.
– Не знаю!
– Дмитрий?
– Не знаю!
– А куда ты в таком случае ползешь?
Я замялся…
– Тоже не знаешь?
– Предполагаю!
– Уже лучше, – кивнул кот. – И последний вопрос: ты не будешь сильно возражать, если я выдерну иголку, торчащую у тебя из задницы?
– Чего?
– Ничего! Расслабься!
Я еще только пытался осознать, что именно мне сказал кот, когда зверь одной могучей лапой впечатал меня в землю, а второй произвел какую-то манипуляцию где-то чуть пониже спины. Как же я взвыл! Думаю, случись рядом Соловей-разбойник, даже у него бы от этого вопля перепонки полопались. А еще хорошо, что мох, в котором утопало мое лицо, оказался весьма сырым, иначе искры, сыпанувшие у меня из глаз, непременно стали бы причиной значительного лесного пожара. Правда, следом за искрами из глаз потекли еще и слезы, но это было уже позже, когда острая, потрясшая меня до самого основания боль постепенно пошла на убыль.
– Занятно, очень занятно, – донесся до меня откуда-то из иной реальности задумчивый голос Барса Мурзоевича. – Молодой человек, у вас в роду, часом, персон благородного происхождения не числилось?
– Чего? – переспросил я, с неудовольствием обратив внимание на то, что мои реплики, адресованные коту, становятся несколько однообразными. Впрочем, самому Барсу Мурзоевичу это было, похоже, совершенно до лампочки.
– Я хочу сказать, – тоном ведущего историко-публицистической телепрограммы «Серебряный шар» заметил кот, – что очень редкая личность могла бы выдержать такие нечеловеческие страдания и остаться в своем уме. Ведь ты же в своем уме, Левушка? Не так ли?
– Кажется, да! – согласился я, перевернувшись на спину и испытав непередаваемое наслаждение от того, что данное действие прошло в некотором роде почти безболезненно.
Стража дуба это, по всей видимости, тоже весьма впечатлило.
– Чудеса! Ну право же, настоящие чудеса, – покачав мохнатой головой, изрек он.
– Спасибо, Барс Мурзоевич! – поспешил я поблагодарить своего спасителя. – Ей-богу… Если бы не вы… Сам не пойму, что с моей спиной приключилось. Видимо, смещение диска…
– Да неужели?! – воскликнул Васильев-младший, и по его глумливой интонации я понял, что, кажется, сказал какую-то глупость. – Скажи еще, приступ радикулита скрутил!
– А что же тогда со мной было?!
– Вот что! – ответил кот, демонстрируя сверкающую серебряную иглу, в чье ушко был продет его мощный кривой коготь. – Вопрос в другом: как ты ухитрился заполучить этот уникальный артефакт прямиком себе в задницу?
Я осторожно протянул указательный палец и дотронулся до острия иглы, но даже при таком аккуратном касании она болезненно впилась мне в кожу, заставив резко отдернуть руку.