Дело бога Плутоса

АНОНИМYС

– Дорогой Нестор Васильевич, – каким-то сдавленным голосом проговорил патрон, – я вас очень прошу, приезжайте ко мне, приезжайте немедленно…

Спустя полчаса Загорский уже взбегал по ступенькам дома тайного советника.

Незнакомый лакей с военной выправкой провел его в гостиную. Загорскому хватило пары быстрых взглядов, чтобы понять, что в доме царит жесточайший хаос и нестроение. Нет, внешне все было, как обычно, парадные портреты предков по-прежнему висели на стенах, а вещи аккуратно стояли на положенных местах, но при этом чудилось, будто шерсть на них вздыблена, как на перепуганных котах. Разумеется, никакой шерсти на предметах обстановки не было и быть не могло, но, воля ваша, ощущение складывалось именно такое.

И уж совершенно точно шерсть стояла дыбом на самом хозяине дома – точнее, то, что от этой шерсти осталось. К преклонным своим годам тайный советник почти лишился волос на темени и обзавелся благообразной лысиной, которая, впрочем, ничуть не искажала его естественного облика: он по-прежнему выглядел грозно, когда хотел быть грозным, и очаровательно – когда нужно было кого-то очаровать. Очарованию этому не мешал ни слишком внушительный нос, нависший над подбородком, ни суровые карие глаза, ни даже некоторая избыточность в теле, образовавшаяся с возрастом.

Сейчас, впрочем, патрон не был ни грозен, ни очарователен, он был очевидно потрясен и потрясен до глубины души. Более того, вид у него был бледный и растерзанный, его покинула всегдашняя его энергия, он словно бы утопал в креслах и даже не пытался подняться навстречу гостю.

– Что с вами, Николай Гаврилович? – спросил Нестор Васильевич озабоченно. – Вы нездоровы?

Даосская выучка, которой он подвергся в молодости, когда жил в Китае, позволяла ему без всякого сомнения презреть любые внешние условности и сразу перейти к делу.

Как говорил, кажется, наставник всех даосов Лао-цзы, когда в мире исчезает дао-путь, остается еще благодать-дэ; когда исчезает благодать-дэ, остается ритуал-ли; когда исчезает ритуал-ли, не остается ничего. Таким образом, ритуал или, говоря по-русски, правила приличия, при всей их важности серьезно уступали по значению благодати, не говоря уже о пути или, точнее, истине. Исходя из этого Загорский полагал, что, если обстоятельства требуют, любые внешние приличия можно отбросить ради обретения истины.

– Новомодная болезнь, гипертонический криз [4] , – слабым голосом отвечал его превосходительство. – Кажется, так это доктор назвал.

Брови Загорского поползли наверх.

– Как вас угораздило? Что говорят врачи?

Тайный советник махнул рукой: сейчас это не так важно. Важнее история, которая предшествовала этой прискорбной неприятности. История же, по словам Николая Гавриловича, была банальной до отвращения.

– У вашего покорного слуги похитили секретные дипломатические бумаги.

4

Термин «гипертонический криз» в медицинский обиход впервые ввел в 1903 году австрийский врач Пал Якоб.

Загорский нахмурился.

– Вы хранили их дома?

Нет, разумеется, его превосходительство не хранил секретные бумаги дома, однако их пришлось ненадолго вывезти из министерства иностранных дел. Дело было так.

Министерство и лично тайный советник работали над окончательной редакцией одного международного договора. Когда документ был готов, его с фельдъегерской почтой отправили к государю – на высочайшее утверждение. Вместе с договором императору было направлено сопроводительное письмо тайного советника. Оно вкратце объясняло суть дела и указывало на особенно важные места, в частности, трактовало секретный раздел соглашения, который не должен был публиковаться ни при каких обстоятельствах.

Государь-император изучил документы, но, прежде чем поставить под окончательной редакцией договора подпись, затребовал к себе тайного советника – для уточнения некоторых деталей.

Николай Гаврилович незамедлительно явился во дворец.

Государь тепло принял старого царедворца, которого отличал еще его отец, император Александр III, расспросил о службе, о детях, после чего все неясности договора были уточнены в кратчайший срок. Затем и сопроводительное письмо, и сам договор снова были положены в конверты и запечатаны печатями собственной Его Императорского Величества канцелярии, после чего должны были отправиться фельдъегерской почтой обратно в министерство. Но…

– Но? – переспросил Загорский.

Но не отправились.

– Почему? – полюбопытствовал действительный статский советник.

– Так вышло, – с некоторым раздражением отвечал патрон.

– Боюсь, такой ответ не покажется удовлетворительным никому, и в первую очередь – самому государю, – после некоторой паузы заметил Нестор Васильевич.

Тайный советник недовольно фыркнул, но все-таки объяснил, что после запечатывания государь лично передал ему оба конверта – с договором и с сопроводительным письмом. Было бы странно идти с ними в канцелярию и требовать, чтобы теперь их послали фельдъегерской почтой.

– Да и нет у меня таких полномочий, – сердито завершил свой монолог его превосходительство.

– Одним словом, вы взяли оба конверта и отправились с ними в министерство? – Загорский глядел на патрона, не мигая.

– Нет, – сварливо отвечал тот. – Я взял конверты, положил их в портфель и отправился домой – пообедать. Дело в том, что из-за разговора с государем я пропустил время обеда. Как вы знаете, желудок у меня больной, и если вовремя не пообедать, до ужина дело может вообще не дойти. Поэтому перед тем, как ехать в министерство, я решил заехать домой.

Завершив обед, тайный советник взял портфель с бумагами и поехал в министерство, чтобы оставить его в сейфе. Однако, перед тем, как спрятать портфель в сейф, он заглянул в него – и не обнаружил там ни конверта с сопроводительным письмом, ни конверта с договором.

– Ошибки быть не могло? – быстро спросил Загорский. – Может быть, вы выложили документы дома?

Тайный советник покачал головой: служебные бумаги из портфеля он выкладывает только в министерстве, эта привычка доведена им до автоматизма.