Дело было так
Шрифт:
Я ощутил физическую боль. Меня прошиб холодный пот. Я не понимал, как это она сидит здесь, на своей веранде, под жарким солнцем Долины, и говорит со мной как ни в чем не бывало, когда на самом деле она стоит там, на занесенном снегом дворе, и ее язык прилип к холодному металлу.
— И что же случилось?
— Меня отделили.
— Как?! — испуганно спросил я, уже рисуя в воображении нож, кровь и страдальческие крики.
— Моше спас меня с помощью теплой воды и деревянной ложки. Но знак остался. Вот, посмотри, — она высунула язык и дала мне рассмотреть его вблизи.
Короче говоря, не случайно дядя Исай попросил именно дядю Ицхака, а не дядю Моше, встретить
Ицхак был давно посвящен в секрет пылесоса. Уже за несколько месяцев до его прибытия он получил от дяди Исая письмо со всеми инструкциями и подробностями, заучил их наизусть, спрятал письмо в коровнике и никому не сказал ни слова. А когда подошел срок, сказал дедушке Арону, что хочет одолжить Уайти для случки, и то же самое сказал самому Уайти, «потому что Уайти хоть и был жеребцом умным и славным, но хранить секреты не умел».
Итак, «поезд пришел, и дядя Ицхак спустил ящик с американским пылесосом на телегу, и привязал его веревками, и натянул их, как следует быть, и завязал „шоферским блоком“, тем специальным узлом, которым водители грузовиков закрепляют брезент и грузы, а потом сказал Уайти „Н-ну!“ — и они поехали через поля в Нагалаль».
Так они ехали — на картинке, которую ни я, ни мама на самом деле не видели, но которую она описывала во всех деталях и подробностях, а я не забыл ни одной: далекая телега на фоне широкой равнины — белизна лошади, голубизна глаз, желтизна стерни, мамин желтый карандаш и зеленое кукурузное поле. И не только мы — никто не видел эту красоту. Время было жаркое, полуденное, и мошавники вернулись с полей в свои дома, чтобы перекусить и немного вздремнуть. Годы спустя, когда картина стала словами, эти поля зазеленели еще ярче, а голубые глаза заблестели совсем, как сапфир. Солнце вышло, глянуло на лошадь и превратило ее в белое сияние.
Дядя Ицхак, однако, не обращал на все эти красоты ни малейшего внимания. Во-первых, он не видел эту картину, потому что был внутри нее. А во-вторых, его мысли были заняты другим. Его мозг, скрытый лысиной, которая была скрыта под кепкой, его практичный, трезвый и пытливый мозг был занят догадками и предположениями. Он знал, что в ящике скрывается большой американский пылесос, предназначенный для бабушки Тони, и его сжигало техническое любопытство. Но приказ дяди Исая был для него непреложен, и, хотя он никогда не видел американских пылесосов, он все-таки не открыл ящик и не заглянул внутрь.
Что же касается Уайти, то он вообще не проявлял никакого интереса к содержимому ящика и про себя думал, что лучше бы его одолжили у дедушки ради настоящей случки, а не для гнусного обмана, который задевал его чувства и к тому же осуществлялся за его счет. Так это всегда, когда ты в семье единственный четвероногий, грустно размышлял он.
Перед спуском в вади дядя Ицхак снова проверил, хорошо ли натянуты веревки и прочно ли держится ящик. Но свипер, которому уже довелось форсировать
Телега миновала источник Эйн-Шейха с двумя его пальмами, поднялась по длинному пологому подъему к Нагалалю и въехала в мошав с юго-запада, между дворами Рахлевского и Иегудаи. Дядя Ицхак уже собрался было повернуть Уайти направо, прямо к нашему двору, который был пятым по счету от въезда, но не тут-то было. За время поездки Уайти успел поразмыслить и прийти к выводу, что груз, который он тащит сегодня на телеге, — не просто солома или силос. Ни в коем случае нет! Сегодня он явно везет нечто особое, отличное от всех обычных грузов, которые привыкли тащить все лошади и ослы Долины. И поскольку обещанная случка все равно не состоялась, он решил извлечь из неприятной поездки хоть немного удовольствия и, будучи от природы наделен театральными склонностями, придумал устроить в честь незаурядного события этакий спектакль для всего мошава. А потому свернул не направо, а, наоборот, налево, и потянул телегу с ящиком из Америки вокруг всего Нагалаля. Дядя же Ицхак, обычно расчетливый и экономный, не позволявший себе зря разъезжать по деревне, в данном случае проявил полное понимание лошадиной души и позволил Уайти эту его небольшую вольность.
Напомню, что время было полуденное. В Нагалале, как я уже говорил, люди кончили обедать и перед возвращением на поле отправились, по традиции, «прихватить храпака». Но стук лошадиных копыт по пустынной улице прервал их сон — они поняли, что снаружи происходит нечто необычное, и это потянуло и вытащило на улицу как самых усталых, так и самых принципиальных, и даже самых закоснелых, которые вообще не интересовались ничем, что не относилось к земледелию или к обороне мошава. Все они вышли за ворота, и увидели огромный ящик, и уставились на него, и пожали плечами, и обменялись взглядами, и стали высказывать догадки, а потом отклеились от ворот и потянулись следом за телегой любопытной толпой, которая все ширилась, и росла, и разрасталась.
Наблюдателю со стороны это шествие могло бы показаться похоронной процессией, когда б не тот факт, что вместо гроба впереди плыл огромный ящик, изукрашенный незнакомыми и заманчивыми печатями и наклейками далеких заморских портов и чужих железнодорожных станций. А кроме всего этого на одной из его боковых сторон красовалась поразительно странная надпись:
И в доказательство того, что это не ошибка, на второй боковой стороне была еще более странная и удивительная инструкция:
К счастью, некоторые из основателей Нагалаля перед приездом в Страну провели несколько лет в Соединенных Штатах. Они тут же поняли, что случилось, остановили телегу, перевели дяде Ицхаку написанное и вместе с ним развязали веревки и осторожно перевернули ящик в надежде, что внутри него ничего страшного еще не произошло — или, наоборот, уже произошло. Никто не знал, что там внутри, но всем было ясно — уж что бы там ни находилось, но оно всю дорогу от Тель-Шамама до Нагалаля ехало боком, а то и торчало вверх ногами, точно зеленый лук на грядке!