Дело бывшей натурщицы

Гарднер Эрл Стенли

Как только я узнал об убийстве, сразу понял, что сейчас тут появятся ищейки и будут совать во все свой нос. Ну, теперь я вам все сказал. И это действительно все, что я знаю.

Мейсон, который внимательно наблюдал за Гилбертом, сказал:

– Вы сделали одну работу, которая нас интересует. Это копия, заметьте, не подделка. Я просто констатирую, что это хорошая копия.

– Так-то лучше, – проворчал Гилберт.

– Это копия Филиппа Фети. На ней изображены три женщины в тени под деревом на фоне залитого солнцем пейзажа.

– Конечно, все картины Фети похожи.

– А

теперь, – сказал Мейсон, – мы хотим знать, когда вы сделали эту копию, что с ней произошло и сколько вам за нее заплатили.

– А у вас есть право задавать вопросы? – осведомился Гилберт.

– У меня есть такое право.

– Удостоверения личности?

– Дрейк – частный детектив, а я – адвокат.

– Частный детектив в счет не идет, а с адвокатом я разговаривать не обязан.

– Нет, обязаны, – сказал Мейсон, улыбаясь. – Вы можете не делать этого сейчас, но вам придется это сделать потом, в суде, под присягой.

– Так вы хотите, чтобы я говорил сейчас?

– Да, я хочу, чтобы вы говорили сейчас.

Гилберт, немного подумав, прошлепал через комнату, где в углу стояло несколько картин. Он вытащил одну из них, с самого низа.

– Это и есть ответ на ваш вопрос?

Мейсон и Делла Стрит замерли, пораженные блеском и мастерством исполнения работы. Это полотно казалось точно таким, как то, что они видели на яхте Отто Олни, полотно, отличавшееся какой-то мощью и буйством красок. Глядя на него, вы чувствовали, как солнечный свет пронизывает всю картину, ласкает бархатистую кожу на плечах и шее женщин.

– Да, это она, – отозвался Мейсон. – Где вы делали эту копию?

– Да здесь, в мастерской.

– У вас был оригинал?

– Как я это делаю, вас не касается. Сделал, и все. Это чертовски хорошая работа, и я горжусь ею. Здесь есть все, что когда-либо было у Филиппа Фети. Мне заказали копию, да такую, чтобы нельзя было отличить от оригинала.

– Боже, но как вам удалось это сделать? – спросила Делла.

– Это секрет. – И, повернувшись к Мейсону, Гилберт спросил: – Ну и что дальше?

– Когда вы ее сделали?

– Недели две назад, и у меня на нее ушло порядком времени, так уж я работаю.

– Медленно? – уточнил Мейсон.

– Урывками.

– Сколько вам за нее заплатили?

– На этот вопрос я отвечу в суде, если придется.

– Обязательно придется. А если сделаете это сейчас, то сможете избежать многих неприятностей. Особенно важно знать, не расплачивался ли Дюрант чеком.

– Никаких чеков, – сказал Гилберт. – Дюрант, вы говорите? Вот оно что! Послушайте, вы узнали все, что хотели. Теперь я возвращаюсь на свою вечеринку, а вы можете идти на свою.

Тут вмешалась Делла Стрит:

– А вы не могли бы ответить на один мой вопрос, мистер Гилберт?

Гилберт обернулся и, оглядев ее с ног до головы, молча выразил одобрение.

– На твой, детка, да. Я отвечу на один твой вопрос.

– За эту картину с вами расплатились стодолларовыми банкнотами?

Немного подумав, он сказал:

– Я бы предпочел не отвечать на

этот вопрос, но раз уж обещал… Да, со мной расплатились стодолларовыми банкнотами, и, поскольку ты мне нравишься, я скажу больше. Там было ровно две тысячи, и я получил двадцать стодолларовых бумажек. Но это не имеет никакого отношения к тому, что вы ищете.

– Две недели назад? – уточнил Мейсон.

– Около того. Дней десять.

– Каким образом картина опять оказалась у вас?

– Ее и не забирал никто. Она все время здесь.

– А есть ли на этой картине какая-нибудь отметка, по которой вы можете отличить ее от оригинала?

– Я могу отличить, – сказал Гилберт, – и держу пари, что больше никто.

– А вы уверены, что это копия?

– Это копия.

– Сколько вы за нее хотите? – спросил Мейсон.

– Вы что, покупаете ее?

– Возможно.

– Ну ладно, не давите на меня. Я подумаю и дам вам знать.

– Когда?

– Когда решу.

– Хорошо. Вот моя визитная карточка. Я Перри Мейсон, адвокат.

– Черт, да я знаю. Сразу узнал, когда вы появились. Ваше лицо уже примелькалось в газетах. А эта киска кто?

– Делла Стрит, мой секретарь.

Гилберт еще раз смерил ее взглядом.

– Ненормальная, – констатировал он.

– Благодарю вас, – отпарировала Делла.

– А чем ты сейчас занимаешься? Дела или прогулка?

– Дела.

– Когда уходишь?

– В любое время.

– Давай бросай этих папашек и пойдем к нам – милые люди, никакого притворства, пустопорожней болтовни; только прямой разговор – глаза в глаза.

– Как-нибудь в другой раз. А у вас есть право продавать эту картину?

– Откуда мне знать. Если ее покупает адвокат, пусть он и волнуется обо всем.

Тут вмешался Мейсон:

– Очень важно знать, что с картиной ничего не произойдет. Так сколько денег вам надо прямо сейчас, чтобы я мог забрать картину с собой?

– Деньги, деньги, деньги! Мне так надоели эти жлобские разговоры о деньгах, что я скоро взвою. Знаете что? Это мои проблемы. У меня талант, за который люди готовы платить деньги, а я такой ненормальный, что беру эти деньги. Послушайте, что я скажу вам, Мейсон. Мне не нужны деньги. Они у меня есть. Во всяком случае, хватает на эту берлогу, еду, сок. Все остальное мне достается даром. Знаете, я чуть было не решил подарить эту картину вашей секретарше на память обо мне, но потом передумал. Пусть она побудет немного у меня. И еще я хочу вам сказать. Не ходите больше сюда и не предлагайте мне денег. Я покончил с ними. Из-за них я могу стать таким же жлобом, как вы. Деньги не проживут за вас вашу жизнь. Не все можно купить за деньги. Одни лишь иллюзии, фальшивые ценности. Счастья за деньги не купишь. Его можно только выстрадать. Вот с этим цыпленком, думаю, пока все в порядке, а вы двое – конченые люди. И самое печальное, что вы оба – мужики с мозгами и при желании могли бы выбраться из этой рутины. Но вам не хватает смелости. Вы по рукам и ногам связаны цепями условностей. А, к черту все. Возвращаюсь на вечеринку. Там говорят на одном языке со мной. Выходите, притон закрыт.