Дело бывшей натурщицы
Шрифт:
– Хорошо, Максин, на этот раз вы не должны мне лгать. У него был ключ от вашей квартиры?
Глядя ему прямо в глаза, она ответила:
– Нет.
– А у Дюранта был?
– Я отдала ему свой в тот вечер. Он потребовал.
Мейсон задумчиво посмотрел на нее:
– А вы уверены, что у него не было ключа раньше и полиция не нашла ваш ключ в связке его собственных?
– Мистер Мейсон, я говорю правду.
– Давайте надеяться, что это так.
– Это так.
– Хорошо, принято. И помогай вам бог, если вы не говорите всей правды. Скоро будет предварительное слушание дела.
Она кивнула.
– Вы сказали им, в котором часу вышли из квартиры?
– Да, это я им сказала. Я сказала, что вышла из дома в семь, что я не возвращалась и звонила вам из автомата на автовокзале. Я сказала также, что встречалась с вами и мисс Стрит, но что больше я ничего не могу им рассказать без вашего разрешения. И еще, конечно, я сказала, что никуда не убегала, что просто хотела навестить родственников. Потом они задали вопрос о моей сестре, и я признала, что именно ее собиралась навестить. Но я ничего не рассказала о деле – ну, вы знаете, о картине и о том, благодаря чему Дюрант имел власть надо мной.
– Хорошо, – сказал Мейсон. – Эти предварительные слушания всего лишь формальность. Судья просто поставит вас перед фактами, тем более что все они свидетельствуют об одном. А вы не сможете выйти и рассказать, как было дело.
– Не смогу? – удивилась Максин, как бы не веря своим ушам. – Я полагала, что имею на это право.
Мейсон покачал головой.
– Но я должна, мистер Мейсон. Я должна выступить в суде. Знаю, что будет перекрестный допрос, и ничего хорошего от него не жду. Знаю, что переворошат мое прошлое, сделают все, чтобы опорочить, унизить… Но я должна рассказать им, как было дело.
– Не на предварительном слушании, – охладил ее пыл Мейсон. – Пока держите язык за зубами.
– Но почему?
– Потому что пока это может навредить. Если я и смогу опровергнуть их доводы, то только показав, что обвинение не смогло доказать справедливость иска. А ваши показания могут помешать мне выстроить убедительную версию.
Как только судья предъявит вам обвинение и вы предстанете в Верховном суде перед присяжными, они выслушают ваше изложение событий, потом выслушают свидетелей обвинения и постараются решить, кто говорит правду. Но на предварительном слушании судья даже не попытается разрешить противоречия в свидетельских показаниях. Он обратит на них внимание присяжных позднее, в другом суде. И если обвинение предъявит неопровержимые факты, то тогда уж ничего нельзя будет сделать.
– Хорошо, – сказала Максин после минутного колебания, – придется мне согласиться. Я во всем повинуюсь вам.
Мейсон задумчиво посмотрел на нее:
– У меня такое чувство, что вы его не убивали. И в то же время вы чего-то недоговариваете. Однако я надеюсь узнать больше об этом деле и намного больше о вас к тому времени, когда мы закончим предварительное
– Когда это будет?
– Через пару дней. А сначала я хочу выяснить, какими фактами располагают они. После этого и я буду знать больше.
– Вы думаете, они все факты раскроют?
– Конечно, постараются попридержать как можно больше, но моя задача состоит в том, чтобы как можно больше вытянуть у них. А вы теперь стойте на своем. Скажите журналистам, что все им расскажете, как только я разрешу. А пока никому ничего. И постарайтесь не сделать опрометчивого шага, ничего такого, что сработало бы против вас.
Глава 13
Пол Дрейк, устроившись на подлокотнике старого кожаного кресла, предназначавшегося для клиентов, спросил:
– Почему ты не избавишься от этой рухляди, Перри?
– Какой рухляди?
– Да вот этого кресла.
– А чем оно тебе не нравится?
– Оно старомодное. Таких уже давно ни у кого нет. Во всяком случае, в современных учреждениях.
– А у меня есть.
– И что ты за него так держишься?
– Клиенту в нем удобно, он может расслабиться. Почувствовать себя как дома. Ему захочется говорить. А попробуй вытяни хоть что-нибудь из клиента, когда ему неудобно сидеть. Я хочу сказать: попробуй заставь его говорить правду. С другой стороны, если он не говорит правду, сидя в этом удобном кресле, то я прошу его пересесть вон на тот стул с высокой спинкой якобы для того, чтобы лучше слышать. Этот стул стоит напротив стола и крайне неудобен.
– Этот стул, – подтвердил Дрейк, – изобретение дьявола.
– Когда ты хочешь услышать правду, – продолжал Мейсон, – ты сажаешь клиента в удобное кресло и создаешь уверенность в стабильности, участии и комфорте. В том случае, если он настроен на сотрудничество.
– А если нет, то ты предлагаешь им вот этот неудобный стул?
– Верно. И чем неудобнее им сидеть, тем больше они начинают ерзать, стараясь устроиться поудобнее. Тогда я даю им почувствовать, что они выдают себя, раз не могут сидеть спокойно. Как только человек начинает ерзать, скрещивать то руки, то ноги, я смотрю на него с укоризной, давая понять, что вижу его насквозь и понимаю, что он не может сидеть спокойно, так как лжет.
– Ну тогда, Перри, тебе надо пригласить свою клиентку Максин и усадить на этот стул.
– А в чем дело?
– Она лжет тебе.
– В чем именно?
– Ну, скажем так, я не знаю, что она сказала тебе, Перри, но думаю, что она тебе солгала.
– Договаривай.
– Говорила она тебе о незаконнорожденном ребенке, которого родила сестра, пока муж был в армии, и которого записали на нее?
– Продолжай, продолжай, – настаивал Мейсон, заметив нерешительность Дрейка.
– Ну, очевидно, все наоборот. Ребенка родила Максин, но они с сестрой договорились придумать эту историю об измене. Муж обо всем знает, и он согласился взять мальчика. Ребенок действительно родился, пока муж был за морем, но его родила Максин, а не ее сестра Фибе Стиглер. На время родов сестры уезжали в одно место, где и оставили ребенка в приюте. А позднее, после всяких вполне законных операций, он был усыновлен Хомером и Фибе Стиглер.
– Полиции это известно? – спросил Мейсон.
– Известно? – хмыкнул Дрейк. – Да ты еще ничего не слышал, черт возьми! Отцом ребенка был Коллин Дюрант!