Дело чести

Олдридж Джеймс

— Подите спросите мисс Стангу, не хочет ли она выпить чаю с нами.

Макферсон встал и пошел. Квейль прислушивался к глухому шуму непрерывного потока отступающих и голосам вокруг него — голосам, которые сдерживало его присутствие. Макферсон вернулся с Еленой.

— Я пила чай, — сказала она. — Но меня беспокоит твоя повязка. Как она?

— В порядке, — ответил он.

— У меня есть бинты, если вам надо, — сказал Макферсон.

— Не надо, — ответил Квейль.

— Нет, надо. Дайте, пожалуйста; я

перебинтую утром, когда будет видно.

Квейль лежал на большом брезенте. Небо было подернуто дымкой, и лицо Квейля слегка покрылось росой. Елена села возле него, пощупала повязку и при этом нежно погладила его по голове. Его физическая усталость дала себя знать, и он заснул. Поворачиваясь на другой бок, он услыхал опять непрерывный грохот отступления. Все остальное молчало. Кто-то лежал на брезенте, завернувшись в одеяло. Квейль наклонился над спящей фигурой. Это была Елена.

— Елена, — позвал он тихо.

Она проснулась.

— Что такое?

— Идет дождь, — сказал он.

Она накрылась одеялом с головой. Он протянул к ней руку, и она взяла ее. Когда он лег, она тихонько накинула на него край одеяла.

— Ты промокнешь, — сказала она.

Теперь ничто не разделяло их, и он почувствовал ее тепло. Он подложил ей под голову руку, а другой рукой обнял ее за талию. Она спокойно положила руку ему на грудь. Он прижался к ней и почувствовал все ее тепло.

— Веди себя как следует, Джон. Пожалуйста, веди себя как следует.

— Я буду вести себя как следует, — тихо и послушно ответил он.

— Люблю, когда ты такой, — сказала она.

— Да, — ответил он. — Да. В этом все.

И потом была тишина, и прохлада влажного одеяла на лице, и его тепло, смешанное с ее теплом. И тишина.

25

Когда наступило дождливое утро, солдаты принялись готовить на примусе чай. Поток отступления не прерывался. Чувство опасности, ночью исчезнувшее, снова вернулось. Шофер первой машины стал налаживать подачу бензина, и Макферсон помогал ему. Квейль посмотрел на дорогу и понял, что надо торопиться.

— Мы поедем, — сказал он Елене, которая перебинтовывала ему голову.

— Да, — спокойно ответила она.

— Слушай, — сказал он Тэпу, когда тот подошел к ним. — Мы сейчас едем. К чему нам ждать, пока исправят тот грузовик. Мы только теряем время.

— Большой роли это не играет, — ответил Тэп, поправляя свою повязку.

— Может быть, но мы с Еленой — едем. Поедешь с нами?

— Нет, я подожду Мартина, — решил Тэп. Он возился со своей перевязкой, стараясь ослабить ее.

— Ладно, — сказал Квейль.

Он направился к Макферсону, который прополаскивал отдельные части мотора в жестянке, до половины наполненной бензином.

— Мы едем, — сказал ему Квейль. — Спасибо за все.

— Не за что, — ответил Макферсон. Он встал и улыбнулся Елене. — Желаю вам как следует справить свадьбу.

Пилотка чуть не свалилась у него с головы.

— И вам тоже, — сказала Елена. Она пристально посмотрела на его веснушчатое лицо.

— А где маленький грек? Я нигде не вижу его, — оглянулся кругом Квейль.

— Он возле того грузовика. Я скажу ему, — ответила Елена и пошла туда. — Прощайте, — кинула она Макферсону уходя. — Всего вам хорошего.

— И вам тоже, — ответил Макферсон, не вынимая рук из карманов.

— Надеюсь, мы еще встретимся, — сказал Квейль.

— Да, сэр. Прощайте.

Они расстались без рукопожатия.

— Но почему такая спешка? — спросил Тэп, шагая рядом с Квейлем к грузовику, возле которого стояла Елена с маленьким греком.

— Не знаю, как объяснить. Я не хочу торчать здесь, — ответил Квейль.

Он сам не знал, почему спешит. Афины были для него целью пути, и он стремился туда, потому что не находил покоя, пока не достигнет цели.

— Увидимся в Афинах, — сказал Тэп Елене.

— Да, — ответила она.

Это был обмен пожеланиями, который ни к чему не обязывал.

— Идем, — сказал Квейль. — Всего.

— Всего, — ответил Тэп.

Старший лейтенант приложил руку к пилотке.

Квейль вышел с Еленой и маленьким греком на дорогу. Он остановил первый попавшийся грузовик и попросил шофера-австралийца подвезти их в Афины.

— Лезьте в кабину, — согласился шофер. В кабине сидел еще один австралиец.

— Мы сядем в кузов, — сказал Квейль. — Пусть он останется.

— Ничего. Он пересядет.

Австралиец хотел выйти из кабины.

— Нет, нет. Мы сядем в кузов, — заявил Квейль, и все трое обошли обтянутую брезентом машину и взобрались на нее сзади. Грузовик двинулся дальше. Они смотрели, как оба грузовика на лугу исчезали вдали, в низко стелющемся тумане.

— Почему тот инглизи остался? — спросил Елену маленький грек.

— Он решил остаться с тем инглизи, который ведет грузовик.

— Он не поссорился с нашим?

— Вовсе нет, — ответила Елена. — Наш спешит.

— Я знаю. Он всегда спешит, — заметил маленький грек.

Квейль лег на дно трясущейся машины. В кузове ничего не было, кроме двух сумок с инструментами в углу. Елена села на них. Он улыбнулся ей. Он заметил, что маленький грек пристально смотрит на него. Квейль почти совсем забыл о маленьком греке. Его черная борода и всклокоченные волосы казались теперь еще черней и всклокоченной, а черты лица еще мельче, чем прежде. Он сидел, наморщив лоб, и глаза его первое время не отвечали на взгляд Квейля; потом они вдруг расширились, и он улыбнулся. Квейль тоже улыбнулся и приподнял голову, и маленький грек просиял. Все было опять в порядке.