Дело чести
Шрифт:
К этому времени дорога впереди освободилась, и австралийцы сели в машину. Она тронулась и помчалась по долине, сплошь развороченной бомбами. Потом начался последний подъем перед Афинами.
Чем ближе были Афины, тем больше становилась суматоха и тем острей ощущалась война, оставшаяся, казалось, далеко позади. Над ними все время пролетали бомбардировщики, и угроза бомбежки не исчезала ни на минуту. Но вот открылся последний извилистый спуск, и оливковые поля, и море, и раскинувшиеся по ту сторону Афины с Акрополем на высокой скале, и
Тут грузовик сделал последнюю остановку. Он подъехал к каменному дому возле дороги. Военный врач в длинной английской шинели с двумя звездочками на погонах пил чай у огня, разведенного на обломке бетона.
— Нельзя ли выпить где-нибудь чаю? — спросил шофер, выходя из машины.
— Наливайте, — ответил врач и указал на стоявший у огня большой чайник.
При появлении Квейля врач пошел к нему навстречу:
— Что у вас с головой?
Он смотрел на голову Квейля снисходительным взглядом профессионала.
— Пустяки, — ответил Квейль.
Маленький грек протянул кружку к чайнику.
— Я здесь для того, чтобы оказывать помощь вашему брату, — настаивал врач.
Он был молодой, русый; у него были совсем светлые усы и редкие волосы на лысеющей голове. Он поглядел на Елену.
— Я гречанка, — объяснила она, заметив в его взгляде вопрос.
— Дайте мне осмотреть вашу голову, — сказал врач Квейлю. — Нагнитесь.
— Все в порядке, — упорствовал Квейль.
— У него там швы. Глубокий порез, — сказала Елена.
— Позвольте-ка, — повторил врач.
Квейль нагнулся, и как только Елена вынула булавку, повязка разошлась.
— Теперь швы можно удалить. Лучше всего, как только приедете в Афины, отправьтесь в госпиталь. У нас еще остался один, в Кефисии.
Австралиец подал Квейлю кружку с чаем, а Елене откуда-то появившуюся фарфоровую чашечку. Сам он пил чай из крышки от бидона.
— Что же будет дальше? — спросил врач.
— Ничего нельзя понять, — ответил Квейль, хлебнув горячего чая.
— Немцы уже заняли Ламию?
— Не знаю. Вчера их там не было. Или позавчера. Я потерял счет времени.
— Вы сестра? — обратился врач к Елене.
— Она служит сестрой во фронтовом госпитале. Ее послали сопровождать меня, — соврал Квейль. — Эвакуация уже началась? — спросил он после минуты молчания.
— Не знаю. Толковали об эвакуации Волоса.
— А что делается в Афинах?
— Сумбур. Все ждут, что вот-вот власть захватит пятая колонна.
— Была там бомбежка? — спросила Елена.
— Нет. Город не бомбили. Но засыпали бомбами все аэродромы и Пирей.
— А самолеты вы видели? Я говорю о наших.
— Мало, — ответил врач. — Говорили о парашютистах. Вы их видели?
— Нет, — ответил Квейль. — А эти самолеты были бомбардировщики или истребители?
— Кажется, бомбардировщики. «Бленхеймы». У них было много дела.
— Вы готовы? — спросил австралиец, выплескивая остатки чая в огонь.
Квейль и Елена пошли к грузовику. Маленький грек уже сидел в кузове и протянул Елене руку, чтобы помочь ей взобраться. Он помог и Квейлю, который схватился за борт, когда машина уже тронулась. Врач пошел проводить их.
— Желаю вам насладиться горячей ванной, — улыбаясь, сказал он Квейлю.
Квейль почувствовал, как он грязен и как грязны его руки с черной запекшейся кровью на месте пореза.
— Спасибо, — ответил он, в то время как машина уже двигалась. — Всего хорошего.
— Всего хорошего.
Врач отдал честь Елене, и грузовик помчался по исправной уже дороге, между оливковых рощ, по берегу моря.
— Первым делом в штаб, — сказал Квейль, как только уселся. — Потом возьмем такси, и я отвезу тебя домой.
— Тебе надо в госпиталь.
— Это можно отложить на час-другой, — возразил Квейль.
Он поглядел на маленького грека и тут только сообразил, что тот с самого утра не произнес почти ни слова.
— Спроси, куда ему надо.
Елена передала вопрос.
Грек взглянул на Квейля и ответил:
— Мне лишь бы доехать до города.
— Вам надо остерегаться полиции, — заметила Елена.
— Я буду осторожен, — ответил он.
Теперь он чувствовал себя почти счастливым: быть так близко от дома — это даже лучше, чем попасть домой, как всякое предвкушение лучше самого обладания.
— Он говорит, что его можно высадить в городе где угодно, — объяснила Квейлю Елена.
Квейль просунул голову в кабину шофера.
— Вы поедете прямо в город? — спросил он австралийца.
— Да. Куда вас отвезти?
— Надо будет высадить грека. Потом отвезете меня в штаб.
— Где ваш штаб? В том же здании, где и наш?
— Последний раз, когда я там был, он помещался в здании школы.
— Я знаю, где это, — вмешался другой австралиец. — Кажется, он и теперь там.
— О'кэй, — сказал шофер, и Квейль уселся на место.
Они ехали вдоль побережья, по испытавшим неоднократную бомбежку улицам Пирея, имевшим пустынный и странно тревожный вид. Поднявшись на небольшой холм, они увидели в отблесках заходящего солнца Акрополь, и высокое здание церкви св.Марии, и зубчатую линию лесов, и белизну всего города, оттененную подпиравшими его черными горами.
По сравнительно тихим улицам, — если не считать мчавшихся австралийских военных грузовиков, — они проехали мимо гостиницы «Король Георг». Площадь была пуста. На улицах не стояло ни одного автомобиля. Было похоже на воскресенье, хотя Квейль знал, что день не воскресный. В этом спокойствии чувствовалась близость назревающих событий. Немногочисленные прохожие торопились; изредка попадавшиеся австралийские солдаты держали ружья на плече; у полицейских за спиной были короткоствольные винтовки. Только случайный автобус нарушал порою общее впечатление мертвенности. Так было на всем пути до вершины холма, где маленький грек объявил Елене: