Дело Фершо
Шрифт:
Почему бы одному из этих грузовозов действительно не увезти их всех троих? Ведь отныне их судьбы были связаны. Размышляя о будущем, Мишель неизменно сопрягал его с Фершо.
Едва он ступил на навощенную темную лестницу, как рядом открылась дверь и сзади послышались прихрамывающие шаги Фершо.
Они встретились на кухне. Фершо не побрился, его короткая седая щетина уже казалась привычной. Куда более удивительным был его почти игривый голос:
— Здравствуйте, госпожа Снук. Я проснулся от вкусного запаха вашего кофе.
— Проходите
На очаге стояла решетка для поджаривания рыбы, запах которой доносился вместе с синеватым дымком.
— Если у вас остались одна-две скумбрии…
— Вижу у вас такие же вкусы, как у местных жителей.
А молодая дама?
— Если позволите, — вмешался Мишель, — я отнесу ей кофе с молоком и сандвич.
Он не посмел попросить рогалик и не пожалел об этом, увидев, как г-жа Снук намазывает маслом толстый кусок хлеба.
— Сколько ей сандвичей?
— Одного достаточно. Она не очень хорошо чувствует себя сегодня.
Когда они уселись друг против друга под портретом покойного хозяина буксира, в воздухе повис слабый пыльный луч солнца, который они увидели впервые за много дней. Но на дворе было холодно: недаром рабочий на кране хлопал себя по бокам, чтобы согреться.
Вдыхая запахи, от которых у него раздувались ноздри, Моде не упускал ни одной подробности их завтрака, ни одного запаха, ни одной приметы окружающей жизни. И смутился, заметив, что Фершо наблюдает за ним.
Что думал о нем Фершо? Он не мог не видеть его нетерпения, алчности, толкавшей его вперед. Не испытывал ли он в свои шестьдесят с лишком лет известную ревность?
— У вас хватит смелости снова пуститься в путешествие?
— Разве мы уезжаем?
— Нет… Тихо!.. Я хочу дать вам поручение. Поговорим позднее.
Моде отнес Лине завтрак.
— Я, кажется, уеду, — объявил он ей.
— Один?
— Еще не знаю.
Он думал, что жена станет протестовать, скажет, что побаивается Фершо, но этого не случилось. Ее заботило только одно — что она снова лишится едва обретенного покоя.
— Мне вставать?
— Не думаю. Не сейчас. Мы с твоим отцом должны поговорить.
— Ах да! Я совсем забыла, что надо называть его папой.
Спустя несколько минут Мишель и Фершо тихо брели по широким пли гам причала, спотыкаясь о натянутые Канаты и причальные кнехты.
— Так вот, Мишель…
Фершо остановился.
— Надо привыкнуть называть вас так, а вашу жену — Липой, раз я выдаю себя за ее отца. Так вот… Нам надо установить контакт с мэтром Обеном. Звонить отсюда опасно. Он тоже не должен знать, где мы. Лучше всего съездить в Бельгию — в Брюгге или Гент и оттуда связаться с Парижем. К тому же это успокоит брата, который убедиться, что я пересек границу.
Подчас лицо его кривилось. Ему было больно стоять на новой ноге, к которой он еще не привык.
На втором этаже дома г-жи Снук открылось окно, и Липа высунулась
8
— Как вы думаете, кто я такой?
Он склонился к маленькой лампе под розовым абажуром, чтобы лучше осветить лицо, которое лучезарная улыбка — а такой улыбкой должен быть наделен человек, подобный Фершо, — делала еще более трепетным и загадочным.
Сдвиг, в результате которого действительность стала выглядеть до предела напряженной, а чувства обрели предельную остроту, сходную с той, когда прикасаешься кончиком языка к больному зубу, возник задолго до того, как он вошел в «Мерри Грилл».
У женщины были роскошные волосы цвета красного дерева и круглые глаза. Веки были сильно накрашены зеленым. Зрачки ее подрагивали от любопытства, а длинные ресницы, когда она щурилась от сигаретного дыма, немного склеились от туши.
— Как ты думаешь, кто я такой?
Став внезапно серьезной и наморщив лоб, та ответила:
— Подожди. Не подсказывай.
Воздух погруженного в полумрак кабаре был насыщен смешанным запахом духов, от которого ноздри Мишеля трепетали.
— Даешь три попытки? Так вот… Ты можешь быть студентом. Например, студентом-юристом.
Хотела ли она ему польстить? Разумеется, он мог бы продолжать учебу. Родители оплатили бы ее. Но ему не хватало для этого характера, и он затаил глухую злобу на всех студентов.
— Не то.
Продолжая игру, она делала вид, что принимает его светлый костюм, купленный накануне на площади Брукера, за настоящую роскошь.
— Ты ведь француз? Молчи… Я догадалась. Ты француз с севера, из Лилля или Рубе, судя по акценту.
Держу пари, ты работаешь в текстильной промышленности.
Осушив бокал с шампанским, он постарался придать себе еще более таинственный вид.
— Я занимаю куда более важное положение, малышка. Тебе никогда не отгадать. Погляди на входную дверь.
— Ну и что?
У шторы темно-синего бархата расположился посыльный в ливрее.
— Видишь типа, сидящего рядом с портьерой? Убежден, что ты его никогда прежде здесь не видела.
— Что верно, то верно.
Начав догадываться, она стала нервничать. И на какой-то момент забыла придать своему взгляду нежную игривость, а зрачкам — томную слащавость. Если бы он взглянул на нее в эту минуту, то увидел бы ее без прикрас, такой, какой она выглядела по утрам в постели, когда рядом никого не было и когда ее голос с музыкальным брюссельским акцентом становился более отчетливым и ясным.
— Хочешь сказать, что он из полиции?
— Может быть.
— Это не ответ.
— Скажем, он может быть полицейским, а может и не быть. Во всяком случае, он следит за мной, и старается услышать, о чем я говорю.