Дело Галины Брежневой. Бриллианты для принцессы
Шрифт:
В начале 1987 года Буряца брал уроки вокала у Анны Лифановой, бывшей солистки Большого театра: он планировал делать карьеру артистическую, поскольку понимал, что с криминальной у него не покатило. Я не очень верю в версию, что его зарезал кто-то из чекистов по тайному указанию Гейдара Алиева и положили в машину «скорой помощи» истекать кровью. Из документов, которые я изучал, следовало, что умер он на операционном столе. Врача, который его так неудачно прооперировал, мне найти не удалось — Михаил Евсеевич эмигрировал в Штаты в 1991 году. Вероятность, что аппендицит стал для любовника «советской принцессы» роковым из-за вмешательства спецслужб, ровно такая же, что и в случае с принцессой Дианой. Знал он много и многим досаждал.
Выходят
1988. Репортаж из горячей точки
Весной 1988 года я вместе с фоторепортером Сергеем Ветровым отправился на несколько недель в Среднюю Азию, туда, где работала самая большая за всю историю СССР следственная бригада. «Узбекское дело». Напечатать отчет о командировке в том виде, в котором хотелось, не получилось: работа Тельмана Гдляна уже стала вызывать раздражение в Кремле. Несколько недель приходилось вырезать из текста стремные моменты. К середине лета я уже потерял надежду на то, что удастся пробить репортаж. В «Юридической литературе» по «рекомендации» идеологического отдела ЦК КПСС рассыпали набор уже готовой к печати книги «Пирамида-1», которую само же издательство заказало нам с Гдляном годом ранее. Тем не менее, в конце концов главред «Смены» Михаил Кизилов решился дать под наш репортаж несколько журнальных разворотов. Воспроизвожу в сокращенном виде, но без какой-либо коррекции.
Весь первый этаж Хорезмской облпрокуратуры заняла следственная группа Прокуратуры СССР. На стене одного из кабинетов — большая карта страны. По всему ее цветастому полю — десятки узких бумажных полосок с фамилиями следователей и криминалистов, приехавших сюда почти из всех союзных республик для выполнения особого задания. Иные здесь уже шестой год, кто-то прибыл лишь на днях. Не все в группе уживаются, не хочу рисовать приторно-идиллическую картину с «волнительными» детективными заставками. Работа тяжелая и опасная — здесь, в Средней Азии, они распутывают узелки коррупции, свитые мафией, старательно «сующей палки в колеса» невиданному доселе следствию. Следствию, аналога которому не было в отечественной практике. Следствию, которое по мере того, как становятся известны подробности и масштаб преступлений, приобретает отнюдь не узбекскую окраску. Следствию, в поле зрения которого оказались министры, высшие чины республиканских МВД, советские и партийные работники всех рангов вплоть до секретарей ЦК компартий союзных республик.
Работать неимоверно трудно. В мае, когда я в составе «весьма ограниченного контингента» журналистов там находился, было относительно спокойно, если верить старожилам следствия. Неуютно только было на тридцатиградусной жаре в титановых бронежилетах. Непривычно было проводить ночь в «жигуленке», мчавшемся в составе спецколонны по туркменской пустыне, когда слева на ребра давит кофр фотоколлеги, а правое бедро испытывается на прочность прикладом автомата, который солдат-автоматчик не выпускает из рук даже во время трапезы.
Но еще более непривычно слышать на планерке сообщение о том, что, по оперативным данным, профессиональным бандитам уплачен аванс в размере 150 000 рублей за совершение теракта с целью физического уничтожения кого-либо из руководителей группы. Так и прозвучало: «кого-либо». То, что в республике процветает институт наемных убийц, отмечал в своей служебной записке в 1985 году министр внутренних дел Узбекистана. То, что республика поделена на сферы влияния преступными кланами, известно. Но до некоторых пор уголовники и казнокрады не вступали в столь очевидный альянс. Теперь, когда обе преступные стороны почувствовали, что их берут в оборот, началась тревожная консолидация. Поэтому следователям рекомендуется из гостиницы на работу пешком не ходить, на охрану вокруг коттеджа особенно не рассчитывать, одним словом, быть начеку. Даже членов семей, проживающих в радиусе тысячи километров, рекомендовано эвакуировать. Еще до поездки в Ургенч я знал, что немало семей работников группы давно кочуют по квартирам друзей, не выдержав прессинга подспудного шантажа и угроз.
К этому непросто привыкнуть. Очень непросто. Для того чтобы остаться в группе (номинально и душой), необходимо соответствовать по меньшей мере паре однозначных условий.
Первое. Быть Профессионалом с большой буквы, то есть грамотным, умным, опытным, смелым и — это основное! — неподкупным. Одному из руководителей группы, Султану Алиевичу Салаутдинову, предложили однажды самому назвать количество… миллионов, достаточных для прекращения дела. Он связался с Москвой — может, «согласиться на взятку», как-никак прибыль казне быстрая и нехлопотная, ведь другим путем выкачать эти миллионы непросто. Принципиальная Москва отказалась. Как можно? Работнику центрального аппарата Прокуратуры Союза? Из Москвы — это мне не раз придется повторить — виднее, «что такое хорошо» и «что такое плохо».
Второе, думаю, сложнее: ежедневно надо доказывать свою способность играть ва-банк. Способность, граничащую с осознанным самопожертвованием и основанную прежде всего на вере и неприятии. Это сложно. Потому что неприятие устоявшегося и канонизированного может позволить себе только сильная личность. Потому что по-хорошему фанатичную веру в окончательное торжество справедливости и закона юристы из особой группы обязаны денно и нощно сочетать — такова специфика этой работы — с пугающе отчаянным недоверием ко всем и всему.
Уж где-где, а здесь стены наверняка имеют чуткие уши. Поэтому работающим в группе фактически запрещено («не рекомендовано») обсуждать свою работу (даже друг с другом, а с посторонними и подавно). Вернее, ее детали и частности. Тот же Салаутдинов посетовал как-то, что не может иногда подсказать пришедшему за советом следователю, в каком направлении надо развивать расследование. Тайна двоих — это что? Правильно, уже не тайна. Между прочим, следователи допрашивают подозреваемых по двое. И все же те время от времени отчаянно переходят от намеков к лобовым предложениям. Бывало, предлагали миллион (1 000 000 рублей) только за то, чтобы дело передали в местные инстанции.
«Люди называют его «наш Ленин»», — говорила жена бывшего первого секретаря Кашкадарьинского обкома партии Гаипова, показывая гостям праздничный пиджак мужа, по-брежневски густо увешанный блестящими наградами. Говорила, как и пристало сиятельной супруге сановника-миллионера, степенно и вальяжно, хоть и не без тревоги — гости уж больно неожиданные.
С трудом получив из Москвы (дело было в марте 1985 года) сдержанное согласие на арест вельможного преступника, руководитель группы с несколькими проверенными коллегами приехал в Хорезмскую область, где тогда жил Гаипов. И занялись они… праздными делами. Для отвода глаз. Местные правоохранительные органы пришлось дезинформировать относительно цели служебного визита. Иначе нельзя было рассчитывать не только на успех операции, но и на личную безопасность. (Одно из покушений на руководителя группы санкционировал бывший министр внутренних дел Узбекистана К. Эргашев!) Пару дней они деловито мотались по окрестным достопримечательностям, а вечерами демонстративно отдыхали.