Дело Кравченко
Шрифт:
— Я увидела лагерь. Он был величиной с две Дании, — говорит она. — Я подала жалобу. За это меня посадили в специальный отдел, где было еще строже.
Мэтр Блюмель (адвокат «Л. Ф.», единственный — не коммунист, член социалистической партии, бывший директор кабинета Леона Блюма): Это был вовсе не лагерь. Это была просто ссылка. Как может лагерь быть таким большим? Но г-жа Нейман объясняет, что, хотя не было стен, но была стража, нельзя было общаться, нельзя было выходить дальше, чем за полкилометра. Она подробно рассказывает о четырех разных кухнях лагеря —
Наконец, наступил январь 1940 года. По советско-германскому пакту всех германских подданных советы обязались вернуть Германии. За нею приехали, вместе с другими женщинами она попала на пересылочный пункт, где ее одели во все новое, хорошо накормили и даже парикмахер причесал ее. После этого 30 человек были посажены в вагон. Поезд тронулся. Они не могли поверить, что едут в Германию, где каждому из них угрожали репрессии.
На границе они увидели первых «эс-эсов».
Немецкий рабочий, ехавший с ними, приговоренный заочно немецким судом за принадлежность к компартии, и венгерский еврей отказались перейти границу. Их силой потащили через мост. Они были немедленно застрелены немцами. Когда по листу вызывали фамилии, сказали: не может быть, что вы жена Неймана. Вы просто агент Коминтерна. Она немедленно была отвезена в Равенсбрук, где просидела до апреля 1945 года.
Мэтр Нордманн: Когда вас освободили русские! Вы должны были быть им благодарны.
Г-жа Нейман: сказать правду, когда они подошли близко, я бежала из лагеря.
Мэтр Блюмель: Мне трудно себе представить, но я хотел бы уточнить, что такое советский лагерь? Мне кажется, это такая зона… С чем бы сравнить?
Мэтр Изар: Я думаю, что сравнить это ни с чем невозможно. У нас такого не имеется.
Мэтр Нордманн (упорно): Ее освободила красная армия! Кроме того, я знаю коммунистов, которые считают ее мужа предателем, — я очень извиняюсь!
Г-жа Нейман: Его считают предателем сторонники Сталина.
Начинается опять довольно сильная перестрелка между адвокатами.
Мэтр Изар кричит: Вам на это нечего сказать! Эти показания для вас убийственны!
Председатель отпускает свидетельницу и водворяет тишину.
Последний свидетель Кравченко
Последний свидетель Кравченко — молодой моряк Федонюк.
Плавая вокруг берегов Европы и Азии, он постепенно стал задумываться над тем, да так ли уж хороша советская власть? Медленно, упорно сравнивая жизнь у себя на родине и жизнь за границей, он пришел к заключению, что «Сталин и его помощники обманывают русский народ». Расстрелы без суда, ссылки, вечная нехватка хлеба, все это, видимо, до последней степени опротивело ему и он остался в Испании, где отсидел в тюрьме, а затем был переслан в Танжер.
Председатель: Он, значит, как бы в оппозиции?
Мэтр Нордманн: Он просто дезертир!
Мэтр Изар: Оппозиция там невозможна. Он остался здесь.
Федонюка отпускают.
На часах — семь. Следующее заседание — в понедельник, 28
Пятнадцатый день
Вступая в шестую неделю процесса Кравченко, можно приблизительно предугадать, когда именно он окончится.
Во вторник, 1 марта, будет обсуждаться манускрипт книги «Я выбрал свободу». 2 марта будут, вероятно, выступать особые «свидетели нравственности», т. е. люди, знавшие гг. Моргана и Вюрмсера во время резистанса.
На будущей неделе начнутся речи адвокатов.
Из Лондона, в спешном порядке, был вызван в пятнадцатый день процесса Эвлет Джонсон, пастор и старшина Кентерберийский. В черных гетрах и в целлулоидном воротничке, 74-летний представитель англиканского духовенства, сотрудник коммунистической газеты «Дэйли Уоркер», в 1 ч. 20 м. вышел к свидетельскому барьеру.
Нагрудный крест патриарха Алексия
Джонсон несколько раз бывал в России и провел там три месяца после последней войны. Им написаны три книги о Советском Союзе.
— Если Кравченко сказал правду, — заявляет Джонсон, — то я лгал. (Смех в зале). — Если же я сказал правду, то лгал он.
Прежде всего, Джонсон считает, что Сталин, в описании Кравченко, совершенно «непохож». Затем он заявляет, что в СССР ему позволяли бывать всюду и он видел решительно все.
— Я видел всех главарей русской церкви, — говорит Джонсон. — Они были все довольны свободой, в которой живут. Я присутствовал на выборах армянского католикоса, куда меня доставили на аэроплане. Я видел главного раввина, я видел главу баптистов. Я сидел на торжественном месте. Все мне клялись, что церковь в СССР свободна. Патриарх Алексий подарил мне вот этот нагрудный крест (показывает).
Затем переводчик читает собственноручное письмо патриарха Алексия Джонсону, в котором тот выражает восторги по поводу его последней книги.
— Я, как инженер (?), пастор и моралист, предугадал исход войны, — говорит Джонсон. — Я был и в колхозах, где видел шестнадцатилетних детей, которые не работают, а учатся.
Мэтр Изар: Сколько в английском парламенте коммунистов?
Джонсон: Два.
Мэтр Изар: «Дэйли Уоркер», в котором вы сотрудничаете, 1 ноября 1948 года (поместив вашу фотографию) напечатал вашу статью, в которой вы утверждали, что настоящих патриотов в Англии только двое! (Смех!)
Джонсон: Я горжусь этим.
Мэтр Изар: Почему вы не поддержали кардинала Миндсенти, вместо того, чтобы нам рассказывать о ваших встречах с патриархами всех религий?
Джонсон: Я не вижу связи этого вопроса с процессом.
О Чаплине, Левине и Лайонсе
После этого начинаются вопросы Кравченко.
Адвокаты ответчиков приготовили их около полусотни. Кравченко, заявивший, что он сегодня «в хорошем настроении», предупреждает, что будет отвечать на них, если они не будут «полицейскими».