Дело Кристофера
Шрифт:
Старательно не отрывая глаз от залива, меняю тему.
— Он ненавидит Австралию и Сидней… — и меня. — За что он ненавидит это место?
— Он не одинок. Пани тоже ненавидит.
— Пани? — Вот это новости!
— Я думал, что она затопит своими слезами и соплями весь город. Сколько тут жила — ныла хуже пятилетней девчонки.
Мне вдруг становится смешно и легко.
— А ты любишь Сидней? — спрашиваю я.
— Нет.
— Нет?
— Я люблю крепкий алкоголь, он отшибает лишние тревоги. Я люблю фирму эпл, она проверенная. Я люблю компьютеры, они мне интуитивно понятны и послушны. Я не люблю опаздывать, это признак ненадежности. Я не люблю летать, после перелетов я чувствую себя как после отжима в стиральной машинке. Я не люблю Сидней, я к нему ничего не чувствую. Это стены и лампочки.
— И море. Ты ничего не чувствуешь к морю?
— А что можно чувствовать к морю?
— Восхищение, оно сильное и самовольное, мы полностью зависимы от его власти. Дарит множество возможностей. Его приятно слушать, обонять и осязать…
И вдруг он фыркает, но не как обычно, а… беззлобно?
— А теперь подумай, что ты сказала. Это же определение идеального мужчины. — И у меня открывается рот. Действительно. Вот так сюрприз. — Ты любишь не море. Ты выбрала его для олицетворения собственной секс-ориентации.
И когда я начинаю обдумывать услышанное, у меня в голове возникает только один человек, который удовлетворяет всем этим качествам. Паника захлестывает с головой, а на коже появляются мурашки. Их не спрятать. И Шон, разумеется, замечает.
— Тебе не кажется, что это трагедия? — шепотом спрашиваю я. Вопросительно выгибает бровь. — Трагедия, что двое настолько разных людей, как мы с тобой, абсолютно совместимы в постели.
— И в чем же это мы разные? — хмыкает Картер. — Может, в том, что оба любим свою работу? Или в том, что идем к поставленной цели, вынуждая окружающих прогибаться? Конелл, если ты срочно не разучишься идеализировать этот мир и саму себя, то умрешь одинокой. И неудачники, коих ты пускаешь в собственную постель в попытках доказать себе обратное, не помогут избавиться от этого ощущения.
— О чем ты говоришь? — раздраженно спрашиваю я. — О возврате к прошлому? К тебе? К отношениям, которые у нас были? — и заставляю себя безжалостно усмехнуться. — Все закончилось плохо, Шон, очень плохо. И с чего бы этому измениться? Ты вздумал воспылать ко мне пламенной любовью и уважением до гроба, бросив всех своих шлюх? Картер, мне нужно именно это! Не восемь бит, которые ты в состоянии обеспечить, а шестьдесят четыре байта2. Смех, вечерние объятия, прогулки по побережью под дождем, тепло, уют, семейные ужины со мной и моими родителями. А ты жесток и черств. Был и будешь.
— Ты тоже. И человек, которого ты описала, будет с тобой всегда несчастен. Потому что он тебя не изменит, ты навечно останешься бессердечной стервой.
— Что?!
— Ты его поломаешь. Да, дьявол, вспомни ваш с Брюсом разговор о женитьбе. Я его прослушал дважды — не мог поверить. Ты сама сделала ему предложение, причем на кабальных условиях. Ты сказала: ты едешь со мной в Сидней, это не обсуждается, ведь тебе все равно податься некуда, а я там работать буду. И при условии, что ты станешь терпеть моего начальника, с которым я спала и все еще сплю, ты можешь на мне жениться, уговорил. Это хреново невероятно, что он согласился. Любой другой на его месте тебя бы послал и пальцем у виска покрутить не забыл. А теперь удовлетвори мое любопытство: после такого у него на тебя все еще стоит?
Это слишком. Я бросаюсь к лифту, но ключик у Шона, а без него дурацкая кабина ехать отказывается. Здесь должна быть лестница, должна! Выпрыгиваю из лифта, оглядываюсь. Только Шон меня ловить не спешит, а значит выход отсюда только один. Однако, больше он свою линию не гнет, только медленно приближается, заходит внутрь кабины и прикладывает к панели ключ. Молча.
Я правда собираюсь добраться к Брюсу сама, но вспоминаю, что у меня остался один доллар и двадцать пять центов, и возвратиться я могу разве что пешком. А на улице весьма прохладно. В общем, сижу я в машине Шона, олицетворяю собой оскорбленную невинность. Но когда мазда останавливается около дома, в котором расположена квартирка с зелеными стенами, я просто сижу и смотрю на ее окна. И хотя так не кажется, судя по всему, я, наконец, разобралась с дурдомом, который творится у меня в голове. Я сказала Шону правду. Того, что он предлагает, мне мало.
И все же, я не могу отказать себе в маленьком удовольствии. Поворачиваюсь к Картеру, протягиваю руку и касаюсь его волос. Черные, жесткие и волнистые. Вращаю пальцами прядку.
— А ты кудрявый, — шепчу я.
Он молниеносным движением перехватывает мое запястье и сжимает до боли.
— Не играй со мной, Джо. Не советую.
— Я и не играю. Прощай.
С этими словами я отстегиваю ремень безопасности и толкаю дверь.
— До скорой встречи, Джоанна Конелл, — летит мне в спину. А затем Картер просто уезжает.
Глава 5. Осака
Чуть менее шести лет назад
До того дня я никогда не путешествовала с Шоном Картером, но неожиданностью перелет для меня не стал. Мой ректор сел в кресло, забросил в рот две пилюли снотворного и, приклеив табличку "не беспокоить!", завалился спать. А мне оставалось смотреть фильмы. Точнее фильм. До остальных дошли только мечты. Поспать мне тоже не удалось, — было так неудобно, что я просыпалась каждые пять минут и косилась на Шона. Его плечо выглядело настолько заманчиво, что не будь поблизости огнедышащей головы, я бы точно соблазнилась. Иными словами, к концу тринадцатого часа я возненавидела перелеты почти так же, как Шон. И искренне радовалась тому, что Картер предусмотрительно дал нам запасные сутки на то, чтобы всласть поумирать в номере. Ну а те, кто не страдал мигренями и шикарным денежным наследством (имею в виду Клегга, конечно), летели на следующий день.
Когда самолет приземлился, я, естественно, чувствовала себя ужасно, но никак не могла понять, почему после обычного сна, пусть на высоте в несколько тысяч футов, Картер выглядел так, будто по нему кто-то проехался. До отеля мы добрались на машине, которую за нами прислал Такаши. Сначала, узнав порядок нашего размещения в отеле, я удивилась, что Шон заказал нам люкс с раздельными спальнями, даже о причинах погадать успела, но теперь порадовалась. Мне совершенно не улыбалось лежать рядом с больным и злым на весь подлунный мир Картером.
Когда мы добрались, наконец, до отеля, Шон привычно рухнул на кровать и притворился трупом. Пару минут я смотрела на его пиджак, затем мученически вздохнула и начала его стягивать с плеч мужчины. После — задернула шторы, принесла таблетку аспирина и стакан воды и, наконец, удалилась к себе.
Мы прилетели утром, и к вечеру я достаточно оклемалась, чтобы отправиться гулять. Шон, разумеется, со мной не пошел. Увидеть удалось не так много, но одно я узнала наверняка — японцы очень любят рассматривать приезжих. А у меня на лбу написано, что во мне азиатской крови нет, и никогда не было. Хотя я последовала совету Шону и так и не покрасила волосы в светлый, это вообще не помогло мне слиться с контингентом. Во-первых, потому что я оказалась выше большинства местных мужчин. Я и в Австралии, и в Штатах считалась высокой, а здесь совсем великаншей себя почувствовала. Во-вторых, я была очень нетипично одета, в-третьих, конечно, цвет кожи. Короче, внимания я привлекала столько, что не решиться задержаться на улице после заката.