Дело «Нерешительная хостесса». Дело сердитой плакальщицы. Иллюзорная удача
Шрифт:
— Ну, я подумал тогда, — сердито сказал доктор, — что вопрос был немного опасен.
— Но вы поняли его?
— Да, я его понял.
— И вы ответили?
— Да, ответил.
— И вы дали неверный ответ, не так ли?
— А что мне оставалось делать? Окружной судья вложил слова в мои уста, и в каком-то смысле они были верны. Они…
— Обождите минутку, — сказал Мейсон, в то время как доктор колебался. — Не хотите ли вы дать нам понять, что готовы сделать любое заявление, какое окружной судья от вас потребует?
— Нет, я не это имею в виду.
— А я подумал, что это.
— Нет-нет. Я чувствовал себя довольно неудобно, давая свой ответ… Ведь все в жизни зависит от каких-то предположений, вытекающих из информации источников, которые мы считаем как бы образцом.
— Понимаю. Я не считал этот пункт особенно важным, доктор, пока окружной судья не акцентировал на нем внимание. Тогда я решил докопаться до истинных фактов. Спасибо, доктор, у меня все.
Доктор Джеффри вскочил со свидетельского места, словно стул под ним внезапно раскалился.
Окружной судья Хейл пытался скрыть свою растерянность, демонстративно роясь в бумагах.
— У вас будут вопросы? — осведомился Мейсон голосом, так и излучавшим мягкость и примирение.
В задних рядах послышались смешки.
— Вы занимайтесь своим делом, а я своим, — огрызнулся судья через плечо, все еще не отрываясь от бумаг.
Судья Норвуд резко хлопнул по столу перед собой:
— Достаточно, джентльмены. Суд объявляет десятиминутный перерыв.
Глава 15
Миссис Баррис обладала ярко выраженным пытливым умом и повышенным интересом к отдельным персонам. Каждодневные темы, обсуждавшиеся в газетах, казались ей бледными и бесцветными, если только не затрагивали интимных подробностей жизни обитателей Медвежьей долины.
Во время утреннего десятиминутного перерыва судебного заседания миссис Баррис, ощущая собственную значимость из-за причастности мужа к разбирательству, не смогла удержаться от соблазна сделать несколько загадочных замечаний в беседе с Хейзл Перрис, женой местного мясника.
В ответ на заявление миссис Перрис, что мать и дочь Эдриан были слишком милыми людьми, чтобы быть замешанными в подобной истории, она заметила:
— Может быть, именно потому, что они действительно милые, они-то и замешаны.
— Что ты имеешь в виду, Бетси?
— Ну, ведь ты же знаешь, Хейзл, каков был этот Артур Кашинг.
— А какое это имеет отношение к делу?
— Ну, как бы ты себя повела, ужиная с мужчиной, если бы он не понял, что ты действительно отвечаешь «нет»?
— Я колотила бы его по голове скалкой до тех пор, пока его уши не заработали бы как следует, — с большой решимостью заявила Хейзл Перрис.
Миссис Баррис согласно кивнула.
— И я бы так сделала, и Карлотта так сделала, только у нее не было скалки, а было зеркало.
— Да нет, это совсем не так, — возразила миссис Перрис. — Если бы она била зеркалом, у Артура голова была бы побита, а все лицо и шея были бы в порезах.
— Кто тебе это сказал?
— Да я просто рассуждаю.
Миссис Баррис приняла вид человека, способного сказать намного больше, если бы он только захотел.
— Ты не можешь вечно верить тому, что говорят специалисты в таких случаях.
— Но об этом говорит просто здравый смысл, Бетси Баррис, и ты понимаешь это не хуже меня. И потом, разве твой муж не говорил, что сначала услышал выстрел и только потом звон стекла?
— Иногда Сэм путает.
— Что, и на этот раз он напутал? — спросила миссис Перрис с пытливостью ищейки, идущей по следу.
— Если уж ты спрашиваешь меня, то Карлотта дала ему пощечину, бросила в него зеркало и ушла. Быть может, она промахнулась, попала в спинку кресла на колесах. Потом, когда Карлотта рассказала обо всем матери, та положила в карман револьвер и пошла высказать Артуру Кашингу все, что она об этом думает. Артур, видно, стал над ней смеяться, тогда она достала револьвер, может быть, чтобы только хорошенько его припугнуть. И вот тогда Артур Кашинг схватил ту картину в рамке и бросил в нее. Она дернулась в сторону, и револьвер от толчка выстрелил.
— Глупость и бессмыслица, — заявила миссис Перрис. — Карлотта, может быть, и замешана в этом по самые уши, но мать ее ничего не знает. Нынешние девушки знаешь какие хитрые. Кто знает, что было на уме у Карлотты, когда она была там всю ночь с мужчиной и без сопровождения. Но Белл Эдриан не такая. Ты никогда меня не убедишь, что она могла пойти туда в два часа ночи. Это настоящая леди. Она дождалась бы утра.
Миссис Баррис начала что-то говорить, но спохватилась.
— Если бы ты знала человеческую натуру, как я, — продолжала миссис Перрис с чопорным видом, — ты бы поняла, что Белл Эдриан не тот тип… Я работала официанткой до того, как перебралась сюда, и повидала людей. Уж я-то могу их различать.
— Да уж ты с твоим официантским опытом! — фыркнула миссис Баррис. — Когда-нибудь я докажу тебе, что ты ошибаешься. Сейчас я не могу всего сказать, но когда все закончится, ты у меня просто сядешь и будешь слушать. Думаю, ты не одна, кто имел дело с людьми и умеет различать характеры. Кое-что мне известно.
— Бетси, да о чем ты? О чем ты мне расскажешь, когда все закончится?
— Ни о чем. Я просто болтала. Сейчас мне надо зайти на минуту к Сэму. Извини.
С неожиданной резкостью, полностью противоречащей ее обычной общительности, она повернулась и пошла по переполненному коридору.