Дело о Бермудском треугольнике
Шрифт:
«Не так давно в Норвегии после большой бури выловили морское чудовище, коего все, кто его видели, тут же прозвали монахом, ибо у него было человеческое лицо, грубое и злое, и гладко остриженная голова. На плечах, там, где находятся руки, были два больших плавника, напоминающих плащ монаха; тело его заканчивалось длинным хвостом… В Риме мне показывали портрет другого такого чудища: оно было прислано туда в сопровождении письма, в коем утверждалось, что в 1531 году в Польше оное чудище видели в архиепископском одеянии, как оно изображено на портрете. Когда его принесли пред очи короля той страны,
— Что ж, — сказал Леденев, — «ангельское» происхождение этой уже не акулы и еще не ската не добавило нам симпатий по отношению к сему существу. Я слышал, что его зовут еще и «архиепископом»…
— Совершенно верно, Юрий Алексеевич, — подтвердил Хуан Мигуэл.
— Тогда отпускайте, Виктор Васильевич, его преосвященство. Пусть каждый отправится по своим делам. И не огорчайтесь. Хуан прав: такой рыбы никто у вас в Челябинске не только не ловил, но и в глаза не видывал… Ставьте паруса, капитан!
…«Палома» шла в Юкатанский пролив. Было решено войти в Карибское море, проследовать к острову Ямайка, оставить его по правому борту, миновать Гаити, дойти до острова Пуэрто-Рико — одного из углов Бермудского треугольника, и оттуда двинуться на Бермуды, к вершине «треугольника смерти». Трудно было сказать, что надеялись они найти на этом маршруте, но в попытках продолжать поиски Неведомого в границах опасной зоны был определенный смысл.
Только действительность, а она для них постоянно оказывалась необычной, вскоре вмешалась в планы экипажа «Голубки».
Юкатанский пролив готовились пройти днем.
Ранним утром, когда все, кроме Леденева, еще спали, Хуан Мигуэл сказал Юрию Алексеевичу:
— Если верить лоции, карте и приборам, а они пока нас не подводили, за исключением Порт-Артура, мы должны увидеть через два часа мыс Каточе. К нему не стоит приближаться, и потому возьмем полрумба левее. В самом проливе возможен снос с курса к норду, здесь сильное течение, скорость его доходит до трех узлов. В самом заливе лежит отмель Компече, ее следует остерегаться. Там было много неизвестных банок в наше старое доброе время, а в нынешнем тем более не поручусь за точность их расположения.
— Действуй так, как тебе кажется наиболее безопасным, Хуан, — отозвался Леденев. — Капитан у нас ты… Тебе и карты в руки. А я бы хлебнул чашечку кофе, но — увы — его больше нет. Попью кипяточку…
Из рубки поднялась в кокпит Нина. Леденев взглянул на нее и в который уже раз удивился тому, как умеет это молодая женщина всегда оставаться свежей, аккуратно причесанной. Вот и сейчас, едва отойдя ото сна, она, казалось, вышла не из тесной рубки небольшой яхты, а из роскошного зала «Чародейки», салона красоты на Калининском проспекте столицы.
— Доброе утро! — приветствовала мужчин Нина. — Вы хотели кипяточку, Юрий Алексеевич? Сейчас сооружу завтрак…
Она принялась хлопотать в кокпите, Хуан и Леденев продолжали беседовать у штурвала.
— Мне думается, — оказал Юрий Алексеевич, — что запасов воды нам хватит до Ямайки. Пищи тоже… К берегам Юкатана можно не подходить.
— У меня тоже нет особого на это желания, Юрий Алексеевич. Пойдем сразу к Ямайке. Если она еще, или точнее, уже существует…
— Что ты думаешь обо всем этом, Хуан? Не кажется ли тебе, что этот феномен с перебросом во времени-пространстве искусственного происхождения?
— Вы склоняетесь к мысли о существовании параллельных миров?
— Не знаю, дорогой Хуан, к чему тут уж и склоняться… Сколько разных версий в уме перебрал. Да, такого сложного дела в моей следовательской практике еще не бывало.
— Нормальный человеческий рассудок отказывается принимать случившееся, — сказал де ла Гарсиа.
— С нормальным рассудком надо быть осторожнее, Хуан. Вспомни, как Энгельс предупреждал в «Анти-Дюринге» о том, что здравый человеческий рассудок, весьма почтенный спутник в четырех стенах своего домашнего обихода, переживает самые удивительные приключения, лишь только он отважится выйти на широкий простор исследования… Вот и наши рассудки подверглись небывалому испытанию. Мы сейчас проходим проверку на стойкость, выявляется наша способность на выживание в условиях, которые не может измыслить человеческий разум. В этом-то и парадокс, Хуан. Может ли человеческий разум понять то, что ему изначально не дано понять? Серьезный, знаешь ли, тест для подтверждения наших прав на звание Homo sapiens… Земляк наших американских товарищей прагматик Пирс считает, что человек настолько полно заключен в пределах своего возможного опыта, его ум настолько сведен к тому, чтобы быть инструментом его нужд, что он не может ни в малейшей степени иметь в виду что-либо выходящее за эти пределы. Понимаешь?
— Понимаю… И нам предстоит доказать, что люди умеют выйти за пределы того, что определено им прошлым опытом. Не ограничиться возможным, а перешагнуть в невозможное. Ибо то, что есть невозможное сегодня, в процессе борьбы человека за постижение истины станет возможным завтра.
— Молодец, Хуан! Ты настоящий диалектик! Держи курс в Возможное Завтра… Только скажи мне, что это за странное облако? Вон там почти сзади нас у самого горизонта с левого борта?
Хуан Мигуэл передал штурвал Леденеву и поднес к глазам бинокль, висевший у него на груди.
С минуту смотрел он, не отрываясь, затем медленно опустил бинокль, странными остановившимися глазами обвел вокруг, ни на чем не задерживая взгляда, неестественно замедленными движениями снял с шеи ремешок бинокля.
— Это не облако, — глухо проговорил де ла Гарсиа и протянул бинокль Леденеву. — Это корабль.
Юрий Алексеевич схватил бинокль и направил его на горизонт.
— Корабль?! — воскликнула Нина. Она оставила утварь, с которой возилась, приготовляя завтрак, и бросилась к де ла Гарсиа. — Откуда корабль?
— Надо спрашивать меня что-нибудь легкое…
От волнения капитан снова сбился на ломаный русский язык.
— В этом мире никто не имеет правильный ответ.
— Трехмачтовый парусник, — проговорил Юрий Алексеевич, опуская бинокль. — У него хорошая скорость, он нас догоняет и идет почти параллельным курсом. Посмотрите, Нина…
После Власовой смотрел на неведомый корабль Хуан Мигуэл.
— Если мы сейчас подвернем, то сумеем в какой-то точке пересечь наши курсы, — сказал он. — Может быть, дать ракету?