Дело о Черном Удильщике

Карапетян Мария

Мужчина оторвался от чтения и посмотрел на дочь: глаза её были закрыты, волосы легли на подушку золотыми волнами, а дыхание, прежде прерывистое, стало ровнее.

— Глупая история, — одними губами произнес Чёрный Удильщик и, закрыв книгу, провел пальцами по выбитым на обложке буквам. Золотое тиснение совсем облупилось, но оставалось различимым. Мужчина пробежал взглядом по надписи: «Сказки древнего моря».

Дверь, скрипнув, приоткрылась, и в проеме показалась голова. Чёрный Удильщик махнул гостю рукой и, бережно укрыв

дочь одеялом, тихо вышел из комнаты, прихватив книгу с собой.

— Выглядишь, как бродячий пес, Сибас, — раздраженно отметил мужчина, с омерзением разглядывая брата. — Ты что, подрался?

Лаврак опустился на кожаный диван, вытянул ноги к пылающему камину и поинтересовался, игнорируя вопрос:

— Как Мария?

— Плохо, — жестко ответил Чёрный Удильщик, — Ты же врач, должен понимать.

Сибас неотрывно следил за старшим братом: тот подошел к книжному шкафу, который находился возле окна, и рывком поставил книгу на свободное место.

— Зачем пришел? — спросил он, усаживаясь в кресло напротив. — Опять будешь жаловаться?

Сибас подобрал ноги и, уперевшись локтями в колени, положил голову на руки и тихо произнес:

— С годами ты становишься всё больше похож на отца, Койкан. — И почти шёпотом договорил: — Упокой Сомы его душу.

— Если у тебя не хватает смелости сказать что-то в полный голос, лучше молчи, — отрезал Удильщик, устало потирая ослепший глаз. — Выкладывай.

Но Сибас не спешил обращаться к брату с просьбой и медлил, набираясь мужества. Койкан покачал головой и нервно втянул воздух, теряя терпение.

— Я… я, — начал, запинаясь, Сибас, — хотел попросить тебя заглянуть…

Чёрный Удильщик сдвинул брови к переносице. Кресло скрипнуло, когда мужчина подался вперед.

— Что случилось? — спросил он, внимательно изучая лицо младшего брата.

— Когда мать Марии впервые почувствовала себя плохо, — вкрадчиво произнес Сибас, нервно потирая руки, — я был единственным, кто, не боясь, сказал тебе правду. Природа её болезни непонятна мне до сих пор, ведь молодые не должны угасать, умирая от мутаций.

Сибас быстро посмотрел на брата — тот сидел, поджав губы и сверля его пристальным взглядом. Лаврак не стал понапрасну испытывать терпение Койкана, бередя незажившие до конца раны, и перешел к сути:

— Тогда ты в приступе ярости бросил мне в лицо ужасные слова. Они настолько въелись в сознание, что я долгое время не находил себе места от страха. Наверное, твоя память устроена иначе: не удивлюсь, если ты вообще забыл о том, что предрек гибель своему брату. Со временем я убедил себя, что это, скорее, было твоим тайным желанием, нежели предсказанием дальнейшей судьбы. С этого момента вопросы, которые не давали мне спать по ночам, нырнули куда-то на глубину, зарывшись в илистое дно.

— Как трогательно, — отрезал Чёрный Удильщик.

Сибас проигнорировал его слова:

— Знаю,

ты считаешь меня слабаком, но бояться смерти — это нормально, Койкан. Особенно, если твой старший брат-провидец прямо сказал об этом.

Чёрный Удильщик не сводил с него глаз и терпеливо молчал.

— Сегодня в округ приезжал корабельный цирк. Тебе наверняка доложили об этом, — продолжил Сибас. — Я хотел заполучить предсказание от местной гадалки. Даже будучи уверенным, что она простая шарлатанка, я отдал бы всё, чтобы развеять навязчивый туман кошмаров и наконец, узнать ответ.

Сибас откинулся на спинку дивана и потер припухший зашеек.

— Ирония в том, что, сражаясь за право попасть в шатер цирковой пророчицы, я проиграл тому, кто, скорее всего, исполнит твое предсказание.

— С чего ты это взял? — прищурившись, спросил Койкан.

Едва улыбнувшись, Сибас посмотрел Чёрному Удильщику прямо в глаза:

— Потому что он пообещал пустить мне пулю в голову, если я еще раз прикоснусь к той, которую страстно желаю. — Лаврак качнул головой, подводя итог: — И я ему верю.

Койкан тяжело вздохнул. Озабоченность на его лице сменилась глубокой усталостью. Он облокотился на спинку кресла и, закинув ногу на ногу, сочувственно посмотрел на брата.

— Какой же ты соплежуй, Сибас… Тебя интересуют только девки, признание и любовь. — Койкан смаковал каждый слог оскорбляющих слов. — Отец хотел воспитать бойцовых псов, но один из нас предпочел навсегда остаться щенком. Жаль, что я никогда не смогу на тебя рассчитывать.

На минуту в просторной, богато убранной комнате повисла тишина. Её нарушал лишь треск огня, пылающего в камине.

— И я не могу заглянуть, — ядовито передразнил брата Койкан. — Провидец может узреть лишь то, что в некоторой степени, касается его самого. А на твоих любовниц, как и на тебя, Сибас, мне глубоко наплевать.

— С тобой всегда было трудно, — Лаврак поднялся. Он понял, что его просьба не будет выполнена, и медленно направился к выходу. Задержавшись у двери, мужчина обернулся и, глядя на старшего брата, который неподвижно сидел в кресле, заявил:

— Я всего лишь хотел спросить, женюсь ли я, прежде чем умру. — И, четко разделяя каждое слово, подытожил: — Никому не пожелаю овдоветь.

По лицу Удильщика пробежала неконтролируемая судорога. Сибас дёрнул ручку и, выходя в коридор, столкнулся с Макрурусом, который уже занёс руку для того чтобы постучать. Лаврак пропустил его в гостиную и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

— Я тебя ждал, — сказал Койкан, обращаясь к своему подчиненному. — Надеюсь, ты принес хорошие новости.

Глаза Макруруса забегали. Он стоял, не решаясь пройти в комнату, и теребил в руках шляпу.

— Сядь, — приказал ему Удильщик, махнув рукой в сторону кожаного дивана. — Рассказывай!